Записки интеллигентного человека из СИЗО
Записки человека, до сих пор проходящего по уголовному делу с «экономической подоплёкой». По понятным причинам мы не указываем его настоящие имя и фамилию.
От сумы и от тюрьмы не зарекайся. Говорят - это чисто русская пословица... Автор этих строк был обычным менеджером среднего звена в обычной российской средне-крупной компании. И вдруг оказался сначала просто фигурантом громкого уголовного дела, а, затем - обитателем одного из московских следственных изоляторов, в котором провел больше года. Там же были написаны и эти записки.
Оставим за скобками вопрос о виновности или невиновности - суд до сих пор не состоялся, а возвращение к нормальной жизни оказалось возможным в результате пресловутой гуманизации законодательства по экономическим преступлениям.
Перед вами рассказ о первых двух неделях тюремной жизни - наиболее важных, с точки зрения автора, для того, чтобы и за решеткой остаться человеком.
"Ну, вот и закончился еще один день. Прошел он совершенно пусто. Если, конечно, не считать, что четверг – банный день, и я, наконец, отмылся после всего, что было. Теперь, по крайней мере, чувствую, что нахожусь в более или менее чистом состоянии.
Надо сказать, что большую часть времени я ощущаю себя довольно пристойно – немного расклеиваюсь только когда вспоминаю дом. Правда, часто я себе этого не позволяю – 2-3 раза в день, не больше.
Самое во всем этом мерзкое, что, находясь здесь, полностью лишен какой бы то ни было свободы выбора. Даже не свободы выбора, а свободы действий и принятия решений. Такая беспомощность хуже всего.
Я, конечно, для себя придумал какие-то занятия, но при 10 людях в восьмиместной камере – она общей площадью метров 25-30, заниматься чем-то более-менее свободно и серьезно можно часа полтора-два, не больше.
Одно из занятий – пока не забыл, записать, как же жилось в эти первые дни.
Меня арестовали днем – вышел из офиса пообедать. Собрался спуститься в подземный переход через Садовое кольцо – впереди нарисовались, кажется, двое в штатском, махнули книжечкой и сказали что-то типа «не дергайся». Одновременно кто-то подхватил за руки сзади и я обнаружил, что меня тянут в припаркованную здесь же «Скорую помощь».
Первое ощущение – паника. Кто это люди, что они хотят? Почему «Скорая помощь»? Может быть, это ошибка (меня уже пару раз за кого-то принимали)? В общем, я начал орать и вырываться. В разгар дня. На Садовом кольце… Должен сказать, что двоих я раскидал. Правда, как потом оказалось, сзади было четверо…
Оказалось, не ошибка. Я так и не понял, зачем надо было устраивать шоу с силовым захватом на улице – намного проще было вызвать на очередной допрос. Все равно бы я пришел. Точно так же, как приходил на все предыдущие…
В ночи, после того, как закончились следственные действия и мне было объявлено, что я задержан на 72 часа, на той же самой «Скорой помощи», на которой и возили весь день, меня отправили на Петровку в изолятор. К тому времени с омоновцами, которые меня задерживали, уже получились странно дружеские отношения – такое ощущение, что они тоже слегка ошалели от того спектакля, который был организован при аресте и всего за этим последовавшего.
Им-то объявили, что будут брать матерого особо опасного преступника, который окажет сопротивление, попытается сбежать и т.п. В результате, на меня выделили человек 10, которые обложили по кругу офис и ждали чуть ли ни два дня. Самое забавное, что ждали они меня в рабочие часы. А я эти два дня апдейтил для Правления стратегический план и торчал на работе с 7 утра до 12 ночи. Успел…
В общем, привезли меня на Петровку и попытались прямо на этой «Скорой помощи» заехать на территорию. Их, конечно же, не пропустили. Сразу же начались шуточки типа: «сдать тебя не можем, так что, давай, беги; а то мы в стрельбе давно не практиковались». Самое интересное, что я отшучивался. И, кажется, довольно адекватно.
Получилась очень интересная штука. Поскольку я вообще не чувствовал за собой никакой вины (а в тот момент вообще не понимал из-за чего все началось), то воспринимал, да и до сих пор воспринимаю ситуацию очень отстраненно – вот такая, мол, у меня получается сложная командировка; может быть, даже длительная…
Да нет, уже понятно, что длительная… В общем, основная моя задача здесь – бороться за свое честное имя. Черт его знает, может и получится. В любом случае, надеюсь, крыша у меня, как у некоторых, не съедет. Хотя, сказать, что у меня сейчас все в порядке с головой, тоже не могу. Текст для меня совершенно не характерен. Да и сосредоточиться сложно.
Ладно, к Петровке. Мы отъехали от шлагбаума, и водитель поменял обычные белые номера на синие милицейские. Попробовали с этими номерами подъехать еще раз – все равно не пустили. В результате появилась здравая мысль – завести меня через центральный вход пешком.
Так и поступили. Я шел так же, как и все, без наручников, примерно тех же габаритов, что и окружавшие меня СОБРы. В результате, на проходной на фразу старшего о том, что привезли задержанного, дежурный прямо спросил: «а задержанный-то кто?»
Зашли на территорию, прошли по двору. Помню, меня удивило, сколько там стояло новых фордов Mondeo без номеров – явно закупили новую порцию автомобилей для руководства ГУВД города Москвы.
Ну, а дальше, меня сдали в изолятор временного содержания. После сдачи – завели на личный досмотр. Там же сидела врачиха - божий одуванчик (или, как мне потом сказали, фельдшер). Она тщательно записала все перечисленные мной болячки и сказала: «Знаете, а ведь Вам противопоказано здесь находиться?!» Я взглянул на нее в ответ и спросил: «А Вы знаете человека, которому ПОКАЗАНО здесь находиться?» Бабулька рассмеялась и сказала, что такого забавного ответа еще никогда не слышала.
Меня повели на этаж, в камеру. По дороге ничего интересного не произошло – зашел в длинный коридор, завели в маленькую комнатушку и велели взять матрас, подушку и одеяло. Взял – и пошел. Завели в трехместную камеру; размером где-то 5х1,90 метров. Там сидел один дядька.
Не стоит удивляться столь точным размерам. Большую часть времени в камере все равно делать нечего, вот и занимаешься подсчетами в уме. Исходный посыл очень простой – стандартный лист бумаги формата А4 – 21 на 30 сантиметров. То есть, получаешь сразу размеры 9, 21, 30. Ну, а дальше, дело техники – измеряешь кровать и меряешь в кроватях.
Завели, конечно, уже после отбоя, но, оказалось, что свет в изоляторах горит круглосуточно и не изменяется от времени суток. Да, и вообще, время суток, особенно в ИВС, - понятие относительное. Окно есть, но забрано «ресничками» - наваренными «елочкой» железными полосами. Свет через такое практически не проникает; увидеть что-то в окно на Петровке – нереально.
Часов ни у кого на Петровке нет (здесь, в СИЗО, уже проще; официально часов тоже практически ни у кого нет, но есть часы в телевизоре). Поэтому единственный способ определения времени – слушать радио (если его, конечно, включают, что, опять же, происходит не каждый раз).
Распорядок дня в ИВС получается следующий (в СИЗО совсем по-другому, хотя распорядок формально тот же самый): В 6 утра – подъем. Одновременно с подъемом включается проводное Радио России. Подъем означает, что больше нельзя лежать на кровати, укрывшись одеялом. Просто лежать на застеленной кровати и спать – можно. Далее приходят и собирают отходы (именно отходы – как объяснили «знающие люди», мусор за этими отходами как раз и приходит). Дальше – завтрак. С «официальной» посудой поступают следующим образом: Все исключительно алюминиевое. Кружку выдают на весь срок пребывания на этаже (кружкой, правда, эта штука была в младенчестве, пока от нее не оторвали ручку). Миску выдают утром и забирают вечером; ложку – на время еды. Если что-то передали родственники (идеально – комплект детской пластиковой посуды), то этим можно пользоваться круглосуточно.
В завтрак на целый день выдают сахар и хлеб. Сахара – мерку порядка двух столовых ложек. Причем, если не сообразил, высыпают в «кружку» и сразу заливают чаем. Если сообразил и подставил, например, газету – высыпают на газету. Хлеба в день выдают полбатона белого и полбуханки черного. Забавные у этого хлеба названия. Батоны – «Молодецкие», а черный хлеб – «Целебный». Соответственно, на завтрак бросают немного каши с тушенкой (тушенки, по ощущениям, банки две на изолятор).
Позавтракали, сдали ложки – около 10 утра приходит проверка. Тоже довольно забавное мероприятие. При открывании двери надо встать и откинуть (завернуть процентов на 30) матрас с кровати. Кстати, кровать (койка) – приваренная к полу металлическая конструкция с размером лежанки 65 на 180 сантиметров.
Дальше около 12 часов приходит обход – можно попросить вызвать врача, чтобы дал таблетки (своих таблеток у него минимум, но, если родственники передают, то таблетки выдаются на сутки). Тогда же, в 12 часов, еще на 2 часа включают радио. Радио выключили – начинают разносить обед – суп, какое-нибудь второе и кипяток. Поели – и ждем ужина – его где-то в половине седьмого начинают разносить. Опять какая-нибудь еда и слабенький чай. В принципе, вся еда довольно съедобная, но никакие другие эпитеты кроме «съедобная» на ум не приходят. В СИЗО с питанием, опять же, по-другому, но об этом позже.
В восемь вечера еще раз включают радио и гоняют его до отбоя, то есть, до десяти вечера. После этого можно залезать под одеяло и ждать, кого сегодня будут «выдергивать» в следственный изолятор – в ИВС более 10 суток держат в исключительных случаях, а народ собирают по ночам".
"Сегодня был хороший день – принесли передачи. Я даже позволил себе съесть пару бутербродов с белым хлебом – обычно обхожусь только черным, и весьма ограничено – физической нагрузки почти никакой и следить за собой необходимо очень серьезно. Черный (точнее, серый) – продукция местного производства. Белый – исключительно из передач. Однако, и про еду, и про физические нагрузки, пожалуй, будет отдельно. Пока же, вернусь на Петровку.
В прошлый раз я закончил на том, как меня завели в камеру. Там оказался всего один человек – вполне нормальный, достаточно радушный. На самом деле, я заметил: в изоляторах очень много обычных добродушных людей – много больше, чем, в среднем, встречаешь на улице. Возможно, это защитная реакция психики человека, оказавшегося в тюрьме.
При этом, что самое интересное, «злодеи» (вроде бы, так на судейском жаргоне) могут быть с очень серьезными статьями, но, если ты себя ведешь по-человечески, то и к тебе отношение нормальное. Как правило, если человек попал в тюрьму впервые, к нему первое время в камере достаточно снисходительно относятся – объясняют, что и как правильно делать, что можно и чего нельзя (по понятиям, естественно), и так далее…
Собственно говоря, базовых правил всего два. Первое: «Ты никому ничего не должен». Второе: «Тебе никто ничего не должен». Из этого вытекает все остальное.
Если человек не понимает, отношение к нему постепенно начинает меняться…
Кстати (даже и не знаю, является ли это особенностью тюрьмы, но за ее пределами я с таким встречался редко), то, что люди добродушные и нормальные, совершенно не означает, что эти милые люди тебя походя не обманут. Обманут, и еще как!
Возвращаемся в камеру. Дядька рассказал, что его арестовали по федеральному розыску, за кражу где-то в Челябинске. Он ездил туда на машине отдыхать – мотались к родственникам жены; и подвез двоих во время кражи. Уехал, добрался до Москвы, где его и обнаружили через восемь месяцев по номеру машины – насколько я понимаю, он особо ни от кого и не скрывался. Теперь он ждал на Петровке, пока за ним приедут из Челябинска. Как раз следующим утром и дождался.
Я лег и постарался заснуть. Оказалось, это довольно сложно сделать. Во-первых, постоянно горит свет; к нему привыкаешь только на третий-четвертый день. Кроме того, мне не дали постельного белья, а подушка с матрасом были… Как бы это сказать…
Кстати, в проблема с качеством матраса решается довольно просто – под него толстым слоем укладываются газеты и журналы… В общем, проворочался я, наверное, почти до утра – заснул, наверное, только часа в три - в четыре.
Утром забрали дядьку (еще до завтрака, это общепринятая практика). Часов в одиннадцать пришли за мной. Вывели из камеры, велели положить обратно в комнатенку-каптерку матрас, подушку и одеяло и повели на второй этаж.
Довели, завели в комнатушку с матрасами – начал заново выбирать подушку и вдруг слышу: «Стой! Черт, тебя же надо было только через коридор перевести! Пошли обратно!»
И мы пошли обратно. Опять взял свой матрас (правда, подушку и одеяло, будучи ученым, выбрал не первые попавшиеся, а уже получше) и отправился в новую камеру.
Опять трехместка, только поменьше. Где-то 2,30х4 метра. Находился в камере один дедок (правда, на второй кровати тоже лежал скрученный матрас, но никого не было). Дедок обрадовался, сказал, что сидит тут один с понедельника и совсем ошалел от одиночества. Естественно, сразу немного расспросов – это принято, когда заходишь в новую камеру, сначала здороваешься, а потом отвечаешь на вопросы – откуда, сидел или нет, какая статья и т.п.
Дед как-то назвался, но очень невнятно. Сказал, что сидит за грабеж. На этом, сначала, общение и закончилось – появился третий сокамерник. Молодой парень из Белоруссии, месяц только как вышел из колонии. Сашок. Рассказал, что «закрыли» его за покушение на кражу. В основном (это уже комментарии дедка) даже не за кражу, а за то, что нет прописки и является гражданином другого государства. Попал парень совершенно по-идиотски (это очень характерно для 80% тех, кто попадает в СИЗО). Познакомился с мужиком, пошел к нему домой в гости, выпили, туда-сюда… В общем, мужик заснул. А этот начал собирать вещи в сумку – что подвернулось – DVD-проигрыватель, диски… Тут на его беду зашла соседка. Зашла, и, увидев Сашка, молча вышла. Ни слова не говоря. Вызывать милицию. Сашок этого не понял и продолжил осматриваться. Минут через 30 приехал наряд. Мужик проснулся, вышел, посмотрел: «Да это же Сашок! Пошли еще бухнем!» Милиционеры успокоились и собрались уходить… Тут мужик видит на полу сумку, а в ней его DVD-проигрыватель. В общем, Сашок оказался с нами в одной камере.
Зашел он в камеру с черными грязными руками – у него брали отпечатки пальцев. Отмыл, немного поговорили и стали ждать обед. Тут меня вызвали на суд.
Привели на первый этаж, посадили в так называемый «бокс» – маленькая камера где-то метр на метр с одной скамейкой, вделанной в стену. Посидел минут десять – вывели, надели наручники (оказалось, что у меня кость на правой руке очень широкая – если чуть побольше затянуть, то сразу появляются ссадины – руки болели недели две) и посадили в «автозак»-газель.
Где-то часа в три привезли к зданию суда (тогда еще не знал, что Тверского). Газель, конечно, у них аховая – глохнет, не заводится… Я бы порекомендовал поменять свечи и высоковольтные провода, только кто будет этим заниматься?
В общем, встали около суда ждать. Печка, естественно, в машине не работает; температура на улице – градусов десять, может меньше. Продрог до костей. Особенно, с учетом того, что рубашка постоянно расстегивалась – все петли мне разодрали при аресте.
Сидели… долго. В какой-то момент конвоиры обнаружили, что появились корреспонденты, и начали искать фуражки. Оказалось, что за появление на фотографиях в неполной форменной одежде им влетает.
Попутно «лесом» был послан прокурор. Мне было не видно, но где-то через пару часов пришел кто-то, начал разоряться, что он прокурор Генпрокуратуры и желает срочно знать, здесь ли задержанный Т. На вопрос, не хочет ли он показать документы, последовал гениальный ответ, что прокурор Генпрокуратуры никому документы показывать не обязан. После этого, «прокурор» отправился восвояси.
В общем, где-то к девяти вечера завели меня в зал. Тут рассказывать особенно нечего – чисто формальное мероприятие. Хотя, адвокат сделал непонятный финт ушами, в результате чего окончательный арест перенесли на следующий день. Может, хотел чего?
На обратном пути, меня вытащили на улицу (это, как я понимаю, была не то, что какая-то грубость, а просто желание как можно быстрее проскочить мимо журналистов). Далее, под вспышки фотоаппаратов, я попытался упасть в газель. С моим везением, как обычно – шнурков-то нет… В результате, один ботинок попытался слететь, и я своим любимым местом на ноге впаялся в подножку. Надо сказать, неплохо впаялся, болячка не заживала больше месяца. В тюрьме вообще все очень медленно заживает.
Дальше было неинтересно. Привезли обратно уже после ужина. Сашка в промежутке увезли и мы остались с дедом вдвоем – так и сидели неделю. Я опять долго и упорно ворочался и опять уснул, наверное, часов около четырех.
Утром опять в суд. Там было все формально и быстро. На этот раз был адвокат по назначению, который даже отказался дать моей жене свои координаты и сбежал от журналистов через судейский выход из зала. Правда, на результат это не повлияло.
Один интересный момент. Как я услышал перед заседанием, у жены не брали для меня передачу – якобы я числился задержанным, а не арестованным, и для таких передачи на Петровке не берут, тем более, что меня постоянно возили в суд – типа, вдруг меня отпустят. Смешно.
Так вот, я попросил конвоиров – они, как и большинство тех, с кем я встречался в дальнейшей «тюремной» жизни, выглядели абсолютно нормальными и адекватными – объяснить жене, ситуацию с передачами. Парни отказались, говоря, что это не положено, но женщина, которая стояла рядом, неожиданно сказала им: «Нет, ребята, это важно – я объясню».
После суда меня опять вернули в камеру – тут не было ничего необычного или интересного. Честно скажу, к этому моменту я из реальности практически выпал. Был вечер пятницы. Я позавтракал в среду и позавтракал в четверг. Больше еды мне не доставалось (хотя, есть особо и не хотелось). Было холодно – я по нескольку часов два дня подряд промерз в этой газели. В самой камере тоже был не южный курорт. Я сидел в тонкой белой рубашке практически без пуговиц, пиджаке, джинсах, накинутой куртке на матрасе без белья…
И тут принесли передачу от жены! Первое, что я сделал - взял свою расческу и причесывался минут двадцать. Просто на автопилоте. И с каждой минутой приходил в себя. Пришел. И дальше уже не выходил. Если только не позволял себе немного расслабиться. Но уже под контролем.
Вот и подошел к концу еще один день. Интересно, только девять часов, а уже хочется спать – дома я никогда не ложился раньше часа-двух ночи. На самом деле, мне повезло – я нахожусь в «дневной» камере – подавляющее число ее обитателей спят ночью и бодрствуют днем. В основном, камеры изолятора «ночные». Скажем, такой «ночной» камерой была «сборка» - камера, в которую практически без разбора запихивают всех вновь поступивших. Хотя, даже там, когда я сказал, что буду ночью спать – претензий никаких не было. Я никому ничего не должен".
