Золото в перуанских джунглях

«Убирайся отсюда, чертов гринго!» — с этой фразы началась очередная незабываемая поездка фотографа Андрея Гордасевича, на этот раз в непризнанную страну золотоискателей в амазонских джунглях. «Вам нужно сегодня же исчезнуть отсюда. Иначе можно исчезнуть в принципе», — а так доверенные лица подсказали Андрею время окончания съемок. Что происходило между этими «Привет!» и «Пока!» — читай ниже.

Где Перу, департамент Мадре-де-Диос, верховья Амазонк­и: долины рек Мадре-де-Диос, Инамбари, Пукири, Колорадо, Пуэрто-Кальхозе.

Что Самодеятельная добыча золота. Около 100 000 старателей ежегодно производят здесь 18–20 тонн металла, попутно уничтожая до 6000 гектаров тропического леса и сбрасывая в окружающую среду до 40 тонн ртути. Золото здесь добывали еще во времена инков, существует теория, что Мадре-де-Диос — это и есть то самое легендарное Эльдорадо.

Как Горные реки вымывают крупинки золота из месторождений в Андах и несут свои драгоценные воды вниз, в джунгли, где распадаются на множество рукавов (шириной до 1 км). Когда весенний паводок затапливает все вокруг, вместе с илом в грунте остаются крупинки золота — его нужно только достать.

Вместе с группой смуглых старателей я качаюсь в лодке, пересекающей мутны­е воды реки Пукири. У моих спутников с собой дорожные сумки и надежда на хороший заработок — они сюда надолго. У меня — рюкзак с фотоаппаратурой и план за три недели собрать материалы для рассказа о местном Клондайке.

На удаляющемся за кормой берегу осталось не только потрепанное такси, доставивше­е меня в эти края, но и в целом «гражданская» жизнь городка Пуэрто-Мальдонадо, небольшого, но хотя бы официально обозначенного на карте. А в «зеленом пятне» джунглей, которые ждут меня впереди, лежат стихийные поселения, где одинаково не рады ни полицейским, ни бандитам.

Золотоносный регион Мадре-де-Диос — это 85 тысяч кв. километров дикой сельвы, где добыча желтого металла ведется кустарным, убийственным для людей и природы способом, без контроля и разрешений. Но перуанские власти при всем желании не могут контролировать эти джунгли. Попытки, конечно, предпринимаются.

За полгода до нас в одно из поселений вторглись посланные из Лимы (столица Перу) подразделения национальной гвардии, которые взрывали технику старателей. Но перестрелки и кровопролитие ничего не изменили — кроме добычи золота, заняться здесь нечем, инвестиции в этот процесс огромны, а доходы, по некоторым данным, превосходят доходы от наркоторговли. Так что отказываться от этого бизнеса никто не планирует.

Перуанские верховья Амазонки — это современный Дикий Запад, где одни вкалывают по горло в грязи, чтобы отнять у земли крупицы золотого песка, а другие только и ждут момента, чтобы отнять отнятое, не сильно напрягаясь. Декорации под стать: дощатые дома, простейший быт, люди с холодным взглядом, от которых не знаешь, чего ждать. Темные личности и искатели приключений съезжаются сюда со всей страны, преодолевая нелегкий путь.

В одном из поселков в джунглях живет окол­о 4000 старателей-нелегалов. Поэтому в доверительной беседе один из наших местных контактов сказал: «Понимаешь, я не смогу объяс­нить им всем, что ты просто хочешь рассказать о нашей жизни».

Сам я прилетел в Лиму, оттуда — в Пуэрто-Мальдонадо (столица департамента Мадре-де-Диос), а теперь езжу в разные точки — по несколько часов на такси и моторных лодках. Куда я попал?..

– Убирайся отсюда, чертов гринго! Тебе тут не место! — кричит мне из окна лифтованного Toyota Hilux местная мучача. Она в машине одна, а вся моя провинность заключается в том, что я достал из рюкзака камеру и сделал снимок земли у себя под ногами: цепи и шестеренки втоптаны в асфальтовую по плотности почву и напоминают работы Жана Тангли. Не любят здесь… Тангли.

Но я здесь не случайно. Визит подготовлен. Мой приятель, швейцарский социолог Нильс Крауер, работающий в Перу уже не первый год, договорился с несколькими группами старателей о том, что к ним наведается фотограф из России.

С доном Клаудио (по договоренности я не называю фамилии и точные адреса) мы встречаемся уже на следующий день и отправляемся на его участок в джунгли — ехать тут несколько часов.

Местность, в которую мы попадаем, — джунгли по берегам реки. На участках, где велась золотодобыча, — груды камней, ямы с мутной водой и высохшие деревья. Но вокруг оптимистично шумит сельва. Дон Клаудио устрои­л нам экскурсию: впереди он сам, в шлепанцах, дальш­е мы, в резиновых сапогах. Как говорил Чехов, если мачете в руке — он должен рубануть. Дон Клауди­о делает «вжик» — и у его щлепанцев извиваетс­я пестрая ядовитая лента, разруб­ленная надвое: «Осторожно, голова еще може­т кусаться».

Пока жена Клаудио готовит нам обед, из несуразног­о мелкого прудика в 20 метрах от кухни вылезает двухметровый крокодил — правда, при попытке приблизиться для фото­съемки немедленно ретируется.

Размещаемся на ночевку в лачуге на сваях, двери нет, стены — из веток, крыша — из тростника. Лежим на топчане, поднятом над полом на каких-то дровах. Сам пол — около полутора метров над землей.

Сквозь стены всю ночь слышно, как в джунг­лях что-то чавкает, свистит, шуршит и жужжит. Обнаружив утром, что крысы обгрызли пластиковые карабины на моем рюкзаке, я наконец понимаю, зачем топчан поднят над полом, и даже не огорчаюсь: хорошо, что не добрались до фотокамеры. Впрочем, сам дон Клаудио людей опасается больше, чем животных.

До последнего момента он не говорил нам, когда именно будет выплавлять золото — такие вещи лучше держать в секрете, ведь даже твои собственные работники могут оказаться в сговоре с бандитами. Но вот момент настал: с видом старого заговорщика он манит нас за собой — сейчас будет твориться священнодействие.

Вот тебе рецепт золота по-перуански. Выкопай небольшую яму (шурф); с помощью помпы качай воду из ближайшего водоема и размывай стенки шурфа. Получившуюся грязь подавай на горку-драгу, на которой разложены синтетические ковры с густым ворсом. Тяжелые частицы золота вперемешку с песком оседают в ковре.

В конце смены вытряси весь этот песок (его называют «аренийя»), засыпь его в 200-литровую бочку, залей ртутью 1:3 и мешай голыми ногами, пока жидкий металл не вберет в себя все частицы драгоценного. Образовавшийся шарик-амальгаму сперва нагрей в реторте, чтобы ртуть испарилась, затем обожги газовой горелкой для финальной очистки — и останется только желтый металл.

Таким образом золото в Перу получают уже много столетий. Не мудрено, что ртуть давно вошла тут и в землю, и в тела местных жителей, и во всевозможные ритуалы.

– Говорят, ртуть отравляет и разрушает мозг, но это неправда, — уверяет Клаудио. — Я этого не ощущаю. Мы пили ртуть, чтобы избавиться от одиночества. Я глотал ее и забывал о проблемах.

Примечание: статистика смертности в Мадре-де-Диос просто отсутствует, но поверь: повторять опыты дона Клаудио не стоит. По определению Минприроды РФ, ртуть относитс­я к 1-му (самому жесткому) классу чрезвычайно опасных химических веществ.

«Было ровно 23:45, когда на наш лагерь напали грабители, — рассказывает старатель Феликс. Еще недавно он работал на прииске дона Лауро, еще одного местног­о старателя, согласившегос­я принять гостя из России. — Я как раз ехал на бульдозере, когда они начали стрелять с разных сторон. Чтобы защититься, я поднял ковш, но одна из пуль достала меня. Пришлось притвориться мертвым, иначе меня бы прикончили. Боль была невыносимой. Я лежал в кабине и думал о дочерях: молил Бога, чтобы остаться в живых…»

Участок дона Лауро огромен, и, естественно, в лагере есть оружие. Обычно с огнестрелом никто не светится, но в момент «гранд-финале», когда ртуть испаряют в реторте и получают чистое золото, над этим процессом стоит с ружьем приятный во всех отношениях охранник Хуан, который жует коку с 12 лет. Разумеется, против банды с «калашами» Хуан не выстоит, поэтому дон Лауро просто старается не накапливать запасы золота в лагере и при первой возможности отвозит его на продажу.

Точки скупки драгоценного металла тут повсюду, так что долго искать не придется. Более того, расплатиться золотом можно хоть в магазине, хоть в борделе. Скажем, бутылка пива тянет на 100 миллиграммов золота — в лавке стоят ювелирные весы и оплата происходит так же быстро, как с пластиковой карты в наших супермаркетах.

Кроме съемок быта старателей и их портрето­в я старался взять у каждого отпечаток ладон­и — черной гуашью на специальной бумаге (и то и другое я привез из Москвы). На вопрос «Зачем?» отвечал: «Так ведь ’hecho a mano’, ручная работа у вас».

На руки золотоискателей добыча золота оказал­а такое же разрушительное воздействие, как и на местный пейзаж. Покрытые мозолям­и и почти лишившиеся папиллярных рисунко­в, они лучше любых слов рассказывают о той цене, которую эти люди платят за куски металла, п­ризванные стать украшениями и дорогими часами (м­ожет, и на тебе сейчас есть кусочек перуанского золота?).

Однако моя идея пришлась по душе не всем. На землю нелегальных золотодобытчиков люди попадают не от хорошей жизни, и многие из них находятся в бегах.

При таком раскладе оставлять незнакомцу свои отпечатки (пуcть и наполовину стертые) не будешь. Но в результате те, кто согласился портретироваться, дали согласие и на отпечатки ладоней.

Отпечаток пальца для неграмотных людей — замена личной росписи, и в одной местности они привыкли оставлять его, получая взамен гуманитарную помощь или деньги от благотворительных организаций. Стоило мне начать собирать отпечатки, как уже вскоре местные забили тревогу: пальцы отпечатывают, а денег не дают!

Только с помощью друзей Нильса удалось успокоить разволновавшийся народ. Но чем дольше я находился в деревне старателей, тем больше понимал: стать своим для них не смогу никогда.

В последней точке съемки для довершения картины мне нужны были несколько кадров из деревни, и я в течение часа снимал улицы в сопровождении местного механика, который работает здесь уже более 20 лет. Не успели мы снова вернуться в концессию дона Лауро, как он сообщил нам:

– Мы посоветовались и пришли к выводу, что вам нужно уезжать сегодня же. Завтра утром может быть уже поздно. Есть информация, что вы слишком много тут мелькали и против вас что-то готовится. Если останетесь, мы не уверены, что сможем вас защитить.

Вот и все. Рюкзаки были собраны моментально, и мы снова оказались на той же остановке, где на меня недавно наорала женщина в джипе. Да, мы так и остались для местных «чертовыми гринго».

Маршрутка должна была прийти в 11:30, но ее нет и нет. С каждой минутой становится все более неуютно, а в голову лезут нехорошие мысл­и: «Он сказал: «что-то готовится»... Может, сейчас придет автобус с подсадными пассажирами и где-то в лесу нас... Что? Привяжут к деревьям и закидают камнями?

Такие случаи тут были, и мало кого удивит еще один пропавший «гринго». Но до спасительной переправы — около часа на машине через джунгли, и идти пешком опас­нее, чем сидеть на остановке.

Маршрутка все-таки появилась, и вот мы уже на безопасном берегу реки. У меня в рюкзаке лежит жесткий диск с фотографиями из жизни перуанских золотодобытчиков, и мне кажется, из них получится неплохая история.

В тот вечер в баре Пуэрто-Мальдонадо мы хорошенько отметили окончание нашей экспе­ди­ции — подняли не одну кружку местног­о пива «Кускенья» за дона Клаудио, дона Лауро и други­х людей, сделавших это приключение реальностью.

Андрей Гордасевич:

"Я всегда хотел быть не просто фотографом, репортером или видео­графом, а рассказчиком максимально много­гранных историй. Поэтому, например, в альбоме «Пересечения» я сочетал фотографии современного Петербурга с объектами из прошло­го: вырезками из газет, дореволюционными объявлениями, письмами, элементами графики и гравюрами. И отправляясь в Перу, я тоже хотел привезти оттуд­а истори­ю с множеством элементов: фото, виде­о, тексты, отпечатки рук, личные вещи старателей. Мне хотелось не просто снять быт, но и узнать о жизни каждо­го из моих герое­в, показат­ь предметы, которы­е их окружают, записать музыку, которую они слушают."

Комментарии: