Судьба и болезни отшельников Лыковых. Заметки лечащего врача в августе 1986 года

Часть 1 ; Часть 2; Часть 4

4 августа 1986 года. Сегодня пятый день как прооперировали мою младшую дочь Валеру (флегмонозный аппендицит с местным перитонитом). Днюем и ночуем с женой в больнице, благо оба в отпуске. На часок заехал домой, чтобы сварить Валере курицу и суп. Сразу звонок из Абазы от Николая Пролецкого.

Сообщает, что через геологов получил письмо от Агафьи, где она пишет, что тятя упал и повредил ногу, ходить совсем не может. Агафья просит разыскать меня, чтобы я приехал и помог. Что делать? Ведь уехать от Валеры сейчас я не могу – она еще тяжелая и возможны различные осложнения. Но, по словам Николая, особой срочности нет. Договариваемся, что я выеду, как только станет лучше Валере.

В последующие дни встречаюсь с начальником санитарно-врачебной службы железной дороге М.В. Явися и прошу его командировать со мной врача-травматолога. Охотно идет на встречу, даже звонит в дорожную больницу г.Абакана и просит главного врача помочь нам с доставкой в п.Таштып. Восьмого августа Валере сняли швы, привожу ее домой.

11 августа. На поезде отправляемся в Абакан. Состав экспедиции: врач-травматолог Вадим Иванович Тимашков, дочь Светлана и я.

12 августа. На перроне в Абакане встречает главный врач дорожной больницы ст.Абакан Голдобин Владимир Анатольевич. Он предоставляет в наше распоряжение "Москвича" и мы сразу уезжаем в Абазу. Через два с половиной часа мы уже в Абазе. Полчаса ищем улицу Чайковского, дом N 4, где живет Н.П. Пролецкий. Странно, но в этом маленьком городишке никто не знает улицы Чайковского. Наконец, исколесив почти всю Абазу, находим нужную улицу и дом.

Нас радушно встречает жена Николая – Анна Михайловна. Сам он на работе. Едем к нему, он отпрашивается с работы, и мы отправляемся в ГРП (геологоразведочную партию) к начальнику партии Сергею Петровичу Черепанову. Мы, естественно, стремимся как можно быстрее добраться до Лыковых и, глядя на яркое Абазинское солнышко, надеемся сделать это уже сегодня.

Однако Сергей Петрович разочаровывает нас, сообщая, что на террасе в Каир погода сегодня не летная. Дает "добро" на вылет завтра. В беседе высказывает, как и в прошлый наш приезд, ряд резких отрицательных суждений о Лыкове ("старый тунеядец", "лучше бы он умер поскорей" и прочее). Похоже, что он не очень-то стремится поскорее доставить врачей к больному человеку. От разговора остается неприятный осадок.

После вкусного обеда, приготовленного Анной Михайловной, объезжаем магазины – покупаем хлеб и подарки Агаше и Карпу Иосифовичу. Зная хозяйственные нужды Лыковых, приобретаем эмалированный ковшик, алюминиевые ложки, полотенца, тесьму и др. Остаток дня проводим на берегу Абакана, вспучившегося от недавно прошедших обильных дождей.

Светлана и дочка Пролецкого – Тамара набрали красивых камушков, есть даже с прожилками "золота" (пирита). Вечером рассматриваем фотографии, сделанные Николаем у Лыковых. Есть просто замечательные, художественные снимки. Мы уже знаем, что через несколько дней после нашего предыдущего посещения Лыковых зимой 1986 года, Агаша ездила в гости к своим родственникам в село Киленское Кемеровской области.

Выясняем подробности у Николая, ведь он встречал ее в Таштыпе, когда она возвращалась из гостей. Николай рассказывает и показывает сделанные им в эту встречу снимки. Непривычно видеть Агашу в пальто с меховым воротником, одолженном поварихой геологов на поездку. Особенно забавен снимок, фиксирующий посадку Агаши в самолет.

Василий Михайлович Песков просил Пролецкого описать все, что он знает о поездке Агаши к Анисиму и другим родственникам в Киленское. Николай все добросовестно описал и послал Пескову. С интересом читаю копию этих записок. Много интересных моментов. Например, Агафью очень удивили размеры универмага в Абазе. Она все повторяла: "Экая хоромина, экая хоромина!".

Как истинная женщина, долго разглядывала себя в большое зеркало. На хрусталь не обратила никакого внимания, а из всего множества вещей выбрала только оцинкованный таз, чтобы было где "крестить иконы". Садясь в "Жигули", хотела забраться на сидение с ногами. Вероятно, не очень просто ей было решить и другую проблему в аэропорту. Рассказывают, что когда в аэропорту она ходила в общественный туалет, то оттуда женщины выскакивали с хохотом. Железнодорожный вагон она называла "домом на колесах". Интересно, что в общении с множеством людей Агафья совсем не потерялась и не растерялась.

Случилось так, что в поезде ей встретился один из знакомых рабочих геологической партии. И, конечно, через пять минут весь вагон знал, что с ними едет Лыкова. В купе набилось много народу и на Агафью посыпалось множество вопросов. При этом она ни сколько не растерялась, начала бойко отвечать, а затем сама взяла инициативу в руки и с юмором стала рассказывать какие-то истории.

Особое внимание я обратил на то, что, будучи в гостях в Киленском, Агаша сильно болела, лечили ее в бане (парили, натирали пихтовым маслом). Баня понравилась, мылась и парилась с удовольствием. После приезда в свой "Тупик" очень сильно и долго болела, даже чуть не умерла. Это вновь наводит на мысль о несостоятельности иммунитета Лыковых.

13 августа. В 6 часов подъем, завтрак, сборы и в 7 часов на машине Николая выезжаем в Таштып на аэродром. Холодно, около 100С, всю ночь шел дождь, небо в тучах. Утро "загораем" на аэродроме – погода не летная, временами дождь. Так прошел и весь день. Вечером возвращаемся в Абазу под "крылышко" Анны Михайловны Пролецкой.

14 августа. Как и в предыдущий день в 7 часов выезжаем в Таштып. Погода сегодня не плохая. В горах и на перевале солнце, но после спуска у Таштыпа сплошной туман. На аэродроме пообещали летную погоду после того, как рассеется туман. Начальник аэродрома сначала пообещал отправить нас на Каир первым самолетом, затем вторым, а позже – вертолетом до косы возле Лыковых. Учитывая высокий уровень воды в Абакане, что, вероятно, сделает невозможным путь пешком от Каира до Лыковых, последний вариант нас больше всего устраивал. Самое главное в этом случае медицинская помощь Лыкову будет оказана быстрее.

В 12 часов дня туман рассеялся, и начались полеты. Однако оказалось, что отправляют только "вахту", т.е. смену рабочих на Волковсий участок на Каире. "У нас в первую очередь план и пока не забросим рабочих, никого отправлять не будем", – заявил начальник. Вероятно, это установка С.И.Черепанова, который сам куда-то из Абазы улетел и связаться с ним по телефону или рации не удалось. Наши пояснения, что мы летим не прохлаждаться, а оказывать медицинскую помощь человеку, попавшему в беду, разбивались как о глухую стену. К вечеру, после очередного крупного разговора с Михаилом Григорьевичем (начальником аэропорта), удалось по рации связаться с заместителем С.П.Черепанова, который находится на Каире.

Разговор был опять "на разных языках", и только после того, как я пообещал обратиться за помощью в райком партии, нас заверили, что завтра улетим первым рейсом. Много раз за время своей работы анестезиологом-реаниматологом мне приходилось экстренно выезжать и вылетать для оказания помощи больным, но такого безобразного отношения к врачам и людям, попавшим в беду, мне еще не приходилось видеть.

Создается впечатление, что некоторым руководящим товарищам из геологов изрядно надоели хлопоты с Лыковыми и они были бы рады, если бы медицинская помощь не успела к Карпу Иосифовичу. А может, я сгоряча слишком сгущаю краски? В растрепанных чувствах возвращаемся на ночлег в Абазу...

15 августа. Утро туманное, Абаза закрыта белым покрывалом. Но туман садиться книзу, значит будет хорошая погода. В 7 часов вновь отправляемся в Таштып. В горах солнце, в Таштыпе – туман, но более редкий, чем вчера. На аэродроме стоит самолет и нам сказано, что как только уйдет туман, мы полетим.

В 9 часов загружаемся в АН-2 и через 20 минут мы уже в воздухе. Летим над белоснежным полем тумана в голубом безоблачном небе. Только самые высокие горы и хребты высовывают свои макушки из белого плена. Горы как острова в бесконечном море тумана, да вдалеке видны белоснежные гольцы Саян. Чем дальше летим, тем меньше тумана. А вот внизу уже видна серебристая, с белыми бурунами на перекатах и порогах лента Абакана. Вскоре приземляемся на аэродроме Волковского участка. Идем в поселок геологов. В Абакане вода высокая – сказались предыдущие дожди.

Встретивший нас Николай Павлович, а затем и Кунгуров (буровой мастер, с которым я вчера ругался по рации) подтвердили наше предположение, что вброд до Лыковых мы в такую воду не дойдем. Половина дня уходит на выяснение возможности забросить нас к Лыковым на лодке. Наконец, к взаимному удовольствию, вопрос решен и на лодке с водометным двигателем мы отправляемся к Лыковым. Но в начале пути есть завалы на реке и мелкие места.

Поэтому, вместе с мотористом Иваном Самуиловичем Казаковым садятся Николай Петрович и Вадим Иванович, загружаем рюкзаки в лодку, и они уплывают вверх по реке. Мы со Светой и Тамарой (дочкой Николая Петровича) налегке в сопровождении провожатого, оправляемся вверх по тропе. После 20-30 минут ходьбы выходим к "свалке" и останавливаемся – здесь нас должна подобрать лодка и довезти до "щек".

Солнечный, очень жаркий день. Сильно шумит река, перекатывая свои светло зеленые волны через валуны и камни. Через пол часа из-за поворота с верховьев реки выскакивает длинная узкая лодка и подруливает к нам. Загружаемся в лодку и вверх, навстречу стремительному потоку!

Я впервые иду по Абакану на лодке. На перекатах лодка идет медленно, с трудом преодолевая силу потока воды. Несколько раз на мелких местах цепляем днищем за камни. Через 40 минут впереди появились "щеки" и две фигурки, Николая Петровича и Вадима Ивановича, ожидающие нас возле воды. Причаливаем. Показываю девочкам "пирогу" Лыковых, лежащую в кустах на берегу. Договариваемся с лодочником, что он приедет за нами в понедельник утром

18 августа. Лодка уносится вниз по реке, а мы начинаем подъем к Лыковым.

Через 30-40 минут показалась изба. Вокруг никого, тихо, нас не встречают. Сбрасываем рюкзаки, захожу в избу. На "гобчике" спит дед. Здороваюсь, отвечает, узнает. Спрашиваю, что с ногой. Поясняет, что упал и ходить не может. "Совсем плохо, чем можете, пособите". Агаши нет, дед недоумевает, куда она девалась. Приглашаю остальных товарищей в избу. Николая Петровича дед узнает сразу, с остальными знакомлю. Имя Вадим, дед выговорить не может, нет его в святых писаниях, как, впрочем, и "Светлана". Вместо "Вадим" у деда получается "Владимир". Выясняем, что дед с Агафьей слышали шум лодочного мотора, тем более странно – где же Агаша? Но вскоре все выясняется.

Выйдя из избы, слышу, как справа, чуть внизу стрекочет кедровка. Наверное, там кто-то есть. Спускаюсь вниз огорода и, чуть пройдя по тропе, кричу: "Ага-ша!" – и сразу слышу ее отклик, а затем вижу, как невдалеке, на противоположном склоне горы, качнулась верхушка кедра и Агаша заскользила с него вниз. Через 3-4 минуты появилась на тропе сильно запыхавшаяся Агаша с мешком за плечами, на треть заполненным кедровыми шишками, и длинным деревянным крючком в руке, которым она сбивает шишки.

Приветствия. Рада, глаза светятся. Спрашиваю: "Как жизнь, как дела?" Сразу тут же, на тропе, Агаша быстро-быстро начинает выкладывать свои невеселые новости. "Тятя-то совсем плохой, на двор даже не выходит. Беда! Сама-то зимой чуть не померла, уже ничего делать не могла, даже печь протопить и за дровами сходить. Душило сильно-сильно, чуть ума-то не лишилась, уже ничего не соображала".

Выясняем, что когда она зимой ездила в гости к дяде Анисиму, то уже там сильно болела. Но там ее "выправили маненько", а после возвращения домой сразу совсем слегла. Была боль в груди слева, кашель, одышка, очень сильное удушье. Через два дня заболел и дед, тоже кашель, слабость. Вскоре они, уже даже не могли есть, сходить за дровами, приготовить еду. Описывая тяжесть своего и деда состояния, Агаша приводит два "симптома": "Я-то была такая плохая, что даже кошки от меня ушли – не живая совсем. А тятя-то совсем уже ума лишился – на запад молился".

Лыковы совсем уже умирать собрались, даже дважды друг у друга приняли причастие. Хорошо, что пришел Ерофей с Сергеем Петровичем Черепановым, помогли дров наколоть, избу истопить. Пили отвары трав (багульник, пихтач, ольховую кору), горчичники делали, ножные ванны с горчицей – как я учил в прошлый раз. К весне помаленьку лучше стало – начали молиться. Затем дед сильно ноги застудил, даже опухать стали. "Идет по снегу и лужам босиком, ничего не слушается, такой упрямый", – рассказывает Агаша. Натирала випросалом (мазь, которую мы им оставляли) – получше стало, так три недели назад упал с палатей и повредил ногу. Совсем плохой, из избы по нужде даже не выходит, вонь такая. Замучилась я", – грустно отрешенно заключает Агаша.

В разговоре выясняется, что у Агаши с дедом уже много разногласий и распрей. Дед в мир выходить не хочет, а Агафья уже поняла, что здесь она с тятей, который ничего не делает – не может и не хочет, – помрет. Когда она с ним завела разговор об этом, то он так распалился, что пообещал уйти в лес, закопаться в землю и там умереть. После этого Агафья уже боится разговаривать с ним на подобные темы. Покорно примирилась и молчит.

Выплеснув самое накипевшее в душе, Агаша ведет нас к избе и сразу начинает угощать, чем может (черника, орехи, шишки). Оказывается, заслышав лодочный мотор и сообразив, что будут гости, она сразу же поспешила собрать шишек, чтобы было чем встретить прибывших. Вот почему ее не оказалось возле избы, когда мы пришли, – немножко не успела управиться с кедрами.

Ухожу к деду в избу, прошу показать ногу, он не сопротивляется. Заголив штанину, осматриваю ногу в полумраке избы. Кажется, перелома и вывиха нет, но боль в правом колене сильная, сустав отечен. Говорю деду, что нужно выйти на свет из избы и там хорошо все посмотреть (надеюсь, что при этом к осмотру сможет присоединиться и Вадим Иванович). Дед с неохотой соглашается.

У дома устраиваем лежанку из спальника и телогрейки. С охами и ахами выволакиваем деда и укладываем на лежанку. Я начинаю осмотр и показываю Вадиму Ивановичу, чтобы он тоже подключался. Дед не сопротивляется. Вадим Иванович вовсю крутит ногу деда, в определенном положении дед – "ой-ой, ой-ой", – сильно морщится – больно. Приходим к заключению, что у деда разрыв мениска, травматический артрит. Карп Иосифович интересуется: "Ну, как?". Конечно, в этих условиях делать операцию, довольно большую и травматичную, у очень старого и резко ослабленного человека мы не можем.

По общему состоянию дед еле жив, вял, заторможен, глаза потухшие. Поэтому решаем наложить деду гипсовую повязку. Рассчитывать на сращение мениска в таком возрасте и состоянии больного практически не приходится, но гипс даст покой суставу, кроме того, очень важно, чтобы дед начал хотя бы немножко двигаться, выходить из избы – гипс позволит ему приступать на ногу. Сообщаем о решении наложить гипс, спрашиваем согласие. "Иежили можете – спомогайте!" – слышим в ответ.

Быстро разводим костер, греем воду, готовим гипс. Через 25-30 минут (сильно торопимся, так как натягивает тучи и собирается дождь, а больше потому, что боимся – не передумал бы дед) гипсовая повязка на всю правую ногу деда наложена. Любуемся своей работой. Живописна фигура деда на лежанке, с женским платком на голове, закрытого одеялом, с торчащей белой ногой в гипсе. Просим его спокойно полежать и не двигать ногой, чтобы высох гипс. "Едак, едак", – понимающе кивает головой дед и спрашивает: "Навсегда теперь-то такая нога будет?". Видать, перетрусил дед, что нога теперь навечно останется в гипсе. Кстати, он говорит не "гипс", а "гип". Поистине от печального до смешного один шаг. Поясняем деду и Агаше, когда нужно будет снять гипс и что делать до этого. Договариваемся, что если я не приеду повторно до 10 сентября, то Агаша сама снимет лангету.

Через полчаса начинает накрапывать дождь, и мы перетаскиваем деда в избу. После того как гипс окреп, попробовали поставить деда на ноги. С нашей помощью, приступая на загипсованную ногу и неумело таща ее, негнущуюся в колене, за собой, дед с трудом вышел из избы. Один он, пожалуй, не справится. Нужно что-то придумать, чтобы он, передвигаясь, все время мог удерживать себя еще и руками, иначе – беды не миновать.

Дело осложняется еще и тем, что дед почти месяц провел неподвижно в постели, очень ослаб и у него кружится голова. Во всяком случае, "гипсовая нога" проверку на излом выдержала, а дальнейшее во многом будет зависеть от волевых усилий Карпа Иосифовича и от того, что мы придумаем. Проба с костылем успехом не увенчалась – деда заносит в сторону, а костыль устойчивости ему не придает. Очевидно, нужно соорудить какие-то перила, придерживаясь за которые дед смог бы выходить на улицу, не рискуя упасть.

После того, как улеглись хлопоты с гипсом, дарим подарки, привезенные с собой. Лыковы довольны. После проявленной заботы Карп Иосифович заметно оживился, в нем вновь проснулся интерес к окружающему, похоже, что он поверил в возможность поправиться и вернуться к активной жизни.

Вечером разговоры с Агашей у костра. Она делится своими горестями и заботами, рассказывает о поездке в гости. Во время пребывания Агафьи в гостях в Киленском она жила по несколько дней в трех семьях родственников, но в основном у Анисима. Прием был самый радушный, Агафья осталась довольной. В одном доме ей даже доверили поводиться с грудным ребенком: "Взять-то страсно, маленький-маленький".

С едой никаких проблем не было, ела и пила все, что давали, – ведь угощали-то единоверцы. Оказалось, что и медовухи довелось Агаше отведать. Однако она Агаше не очень понравилась. "С её спать хосется", – с неудовольствием говорила Агаша. Еще много рассказывала она о своей поездке, о том, что ей предшествовало и было после.

Выясняется, что приехавшие в декабре за Агафьей Анисим и другой родственник, имели намеренье уговорить деда совсем переехать к ним в Киленское. Но дед на уговоры не поддался, несмотря на то, что разговор шел на фоне медовухи, привезенной Анисимом. В гости съездить Карп Иосифович тоже отказался, сославшись на расстройство желудка. Рассердившись на упрямство деда, Анисим сказал: "Вот свяжем тебя, да и увезем", – и дело чуть не дошло "до большого", как говорит Агафья. Отцова благословения на поездку к Анисиму Агафья тоже не получила, разрешил он проводить родственников только до Каира. Выходит, что, поехав в гости в Киленское, Агафья нарушила запрет отца и он за это на нее долго сердился. Ослушаться запрета отца – это, безусловно, крупный шаг в сторону цивилизованного мира.

Долго еще у неярко горящего костра звучит певуче-протяжный голосок Агафьи, повествующий о долгой страшной зиме, тяжелой болезни, различных хозяйских заботах. Тепло. Тихо. Комаров почти нет, но много мошки. Небо постепенно затягивает поволока, начинает накрапывать дождь. Костер догорает. Спать устраиваемся в пристройке на маральих шкурах. Дед с Агафьей усиленно приглашают ночевать в избе с ними, но из-за духоты в ней и, конечно, соображений безопасности для них (инфекция!), мы предпочитаем прохладную пристройку. Благо опасаться за простуду девочек не приходится – на маральих шкурах, как на печке.

16 августа. Утренний туман идет кверху – значит, погоды хорошей сегодня не предвидится. Действительно, весь день временами накрапывает дождь, сильно донимает мошка.

После завтрака до обеда мастерим из жердей, скобок, ручек и другого подсобного материала "путь" и "туалет" для деда, проявляя чудеса строительной изобретательности, которую мы в себе и не подозревали. Начиная с лежанки и кончая "туалетом", сооруженным в 4-5 метрах от избы, рассчитано каждое движение и шаг деда. При этом он все время может удерживать себя при помощи рук и, потихоньку переступая ногами, выйти без чьей-либо помощи на улицу. К обеду все сложное инженерное сооружение готово. Дед успешно опробовал его и сам вернулся домой.

Настроение у Карпа Иосифовича явно улучшилось, он воспрял духом. Через час он вновь сходил самостоятельно на улицу "по нужде". Это потребовало от него значительных усилий, но, насколько я понял, деду не терпелось еще раз убедиться, что он может сам передвигаться хотя бы на такое короткое расстояние. После успешных испытаний Агаша тоже вздохнула с облегчением – ведь одна она деда вытащить на улицу не могла.

После обеда провожу медицинский осмотр членов экспедиции – необходимо проследить, как сказываются местные условия на состоянии пришлых людей. Самочувствие у всех, за исключением Вадима Ивановича, неважное, вялость, легкая одышка. Акклиматизация в условиях высокогорья не проходит гладко.

Около двух часов дня, после того, как Лыковы освободились от чтения заутренней молитвы, измеряю артериальное давление, пульс, выслушиваю легкие и сердце (конечно, через одежду!) у аборигенов этих мест. К данной процедуре Лыковы еще не привыкли и вначале сильно волнуются. Это сказывается и на показателях гемодинамики. У Агаши вначале (волнуется!) артериальное давление повышено – 140/75, а пульс учащен – 96 уд./мин. Затем она довольно быстро успокаивается и АД на правой руке становится 110/65, на левой – 105/60, пульс – 84, т.е. показатели нормализуются.

Кстати, повышение давления и учащение пульса в ответ на волнение, на стресс, говорит о хороших компенсаторных реакциях сердечно-сосудистой системы Агафьи. В легких у нее дыхание слева ослабленное, там же небольшое количество сухих хрипов. Дыхание прослушивается по всем легочным полям, но имеет жестковатый оттенок. Тоны сердца четкие, ясные, шумов нет.

Измеряю давление у деда – 140/80, пульс – 74 уд./мин., единичные экстрасистолы 1-2 в минуту. В легких дыхание эмфизематозное, прослушивается по всем легочным полям, но не везде одинаковое, слева внизу небольшое количество застойных влажных и сухих хрипов.

Тоны сердца, против ожиданий, вполне звучные, чистые, шумов нет. Некоторое учащение пульса (обычно у него около 50 уд/мин.), наличие застойных хрипов в легких, а также появление одышки даже при небольшой физической нагрузке говорят о том, что травма и длительное лежачее положение не прошли для деда бесследно. Нужно расширить его двигательный режим, "залеживание" в его положении может обернуться бедой. Строго "приказываю" деду как можно больше двигаться, обязательно выходить на улицу. А Агашу прошу проследить, чтобы тятя не залеживался.

Во второй половине дня помогаем Агаше "заправлять" лабаз орехом и крупой. Потом Агафья водила нас за черной смородиной на скалу, что выше избы. Черная смородина, или кызырган, как ее называют Лыковы, это совсем не та смородина, которую мы привыкли собирать в своих садах или в лесу. Ягода это черная, довольно мелкая, с крупными косточками и совсем не кислая. Говорят, она очень полезная, но на вкус ягода мне не очень понравилась. Светланка также больше "нажимала" не на смородину, а на малину и бруснику, которая местами уже вполне созрела. Устав "бороться" с ягодой, она собрала большой гербарий из местных растений и мхов.

Вечером Агаша по "Уставу" определяла наши имена при рождении и крещении. Света – Матрена, Валера – Ефросиния. Для Тамары имени не нашлось.

Весь день и вечер сильно ест мошка. К ночи прояснилось, мошка исчезла. Ночь яркая, звездная и холодная.

17 августа. Утро ветреное и ясное. Костер, завтрак. Пишу дневник, разбираю травы, привезенные с собой для Лыковых. Делаю на коробках с травами надписи – когда, в каких случаях и как применять. Даю Агаше почитать надписи. Читает хорошо, только затрудняется с цифрами. Прошу надписать Агашу над арабскими цифрами свои – буквами, так будет надежнее. После того как убеждаюсь, что все она запомнила и правильно надписала, завожу разговор о возможности приема таблеток при болезни. "Это-то нам нельзя. Грех. Потом шесть недель молиться надо", – отвечает Агаша.

Говорю: "Лучше потом молиться шесть недель, чем умереть". Вроде бы соглашается. Договариваемся, что я оставлю таблетки, и если будет совсем плохо, то она их примет. Отдаю Агаше капсулы с антибиотиком "ампиоксом", объясняю, что принимать надо при кашле и удушье. Внимательно-внимательно выслушала, спросила, можно ли хранить в сенцах.

Объяснил, что надо в тепле. Завернула в тряпочку и унесла в избу, так же как и все травы. Почему-то уверен, что если ей станет плохо, то она будет принимать не только травы, но и таблетки, капсулы. Жаль, что не взял с собой эуфиллин, который хорошо снимает удушье.

Как и вчера, Агаша угощает нас брусникой, репкой, редькой, сушеной рыбой (очень вкусно!), хлебом. Сегодня хлеб праздничный, совсем белый и с малой примесью картошки. В общем, хозяйка вовсю старается, чтобы обед у нас был сытным. Сама она с удовольствием перебрасывается с нами словами, пока мы едим, но что-либо принять от нас отказывается.

Замечая, что Светлана плохо ест суп, Агаша мягко над ней подтрунивает: "По капле-то сосет". И тут же, увидев растущий рядом гриб "строчок", переключает "сатиру" на себя. Мягко посмеиваясь над собой, рассказывает, как она и дед отравились за этими грибами, кладя их без предварительной обработки в пироги. Объясняем, что есть их можно только после того, как прокипятишь в четырех водах, "Мы-то не знали", – смеется Агаша над собой.

Далее разговор переходит на сельскохозяйственные темы. Интересуемся, сколько же в этом году посадили картошки. Оказывается, что очень много – 80 ведер. Других овощей посажено тоже больше обычного. А объяснение простое – они рассчитывают на то, что приедет к ним жить Эльвира Викторовна.

Вероятно, в прошлый приезд Эльвира Викторовна неосторожно обронила слово, а Лыковы истолковали это в нужном им направлении. Агаша просит меня передать Эльвире Викторовне, что они ее очень ждут и надеются на ее помощь в уборке урожая и что она останется с ними. Обещаю все обязательно передать.

Дед, следуя моему совету, выбрался на улицу. Мы помогли ему добраться до нашего костра. Он оживился, включается в разговор, много рассказывает различных историй, в частности о том, как его "кушал" медведь. Много лет назад это было, еще до ухода из мира, но следы "обеда" мишки до сих пор сохранились на теле у Карпа Иосифовича. Глядя на наших девочек, с интересом слушающих рассказ, дед с удовольствием замечает: "Девки-то баские!". Пользуясь хорошим настроением деда, пытаюсь поговорить с ним о лечении в миру, в больнице, но он разговора не поддержал, а настроение его заметно ухудшилось. Успокаиваю Карпа Иосифовича тем, что никто его насильно лечить и везти в больницу не собирается.

Замечаю, что Агаша с нежностью относится к нашим девочкам и с интересом с ними занимается. Она повела их за малиной. Это недалеко, метрах в 40-50 на косогоре. Увидев свежий след и помет медведя в малиннике, спокойно, со знанием профессионала растолковала это Свете и Тамаре, продолжая собирать ягоду. Однако девочкам после рассказов о медведе не сидится в малиннике, и вскоре Агаша уже показывает и рассказывает им свои святые книги.

Агаша даже пытается обучить девочек чтению на старославянском языке. Вряд ли еще когда-либо Светлана с такой серьезностью изучала школьные предметы. Дочь с удивлением обнаруживает у Агафьи большие познания, отличную память и проникается к ней уважением. Зовет она ее только по имени отчеству – "Агафья Карповна" и очень сердится на Тамару, когда та обращается к хозяйке по имени – "Агаша!".

Одновременно с уважением в сердце дочери закралась и большая жалость к этому несчастному человеку. Неоднократно она подходила ко мне с предложением: "Папа, давай заберем Агашу к нам домой. Ну, давай! Ну, как она здесь одна будет?". Какой же все-таки еще ребенок моя рассудительная и серьезная дочь, которую я уже давно считаю взрослым человеком. Но я очень рад, что она так быстро смогла понять Агашу и что сочувствие и жалость проснулись в ее душе, а также желание помочь.

День был сегодня прекрасный, солнечный, теплый, с легким ветерком и совсем без мошки. Погода летная, над нами пролетал самолет, развернулся над избой, помахал крыльями и улетел. К вечеру похолодало, погода ясная. Сегодня у костра рассказы о медведях. Это нагнало страху на девочек – озираются на окружающую темноту, торопятся уйти в избу – им "захотелось спать".

18 августа. Сегодня собираемся в обратную дорогу. Поднялись рано – в 6 часов. Еще недостаточно рассвело, все кругом серое, вдалеке проступают очертания гор. По каньону Абакана тянет предутренний ветер, над обрывом за избой шумят осины и березы.

Разводим костер, греем чай. В 7 часов поднимаем девочек, которым так не хочется вставать с нагретых лежанок. Сборы. Завтрак. Утро разгорелось солнечное, верхушки гор порозовели, но на Лыковской поляне солнышко будет еще не скоро.
Как всегда, Агаша на дорогу снабжает нас подарками: шишками, репкой, морковкой, свеклой – всем, чем только может. Светлане Агаша пишет "охранительную" молитву, делает это она по собственной инициативе – вероятно, моя дочь пришлась ей по душе и она хочет, чтобы молитва защитила ее от всех напастей. Мы с Вадимом Ивановичем отмечаем у Агаши свои командировки.

Правда, в этот раз у меня командировки нет (я в отпуске), но с собой есть предыдущая, декабрьская, которую я раньше не сдал в бухгалтерию, т.к. ездил к Лыковым, как и в предыдущие разы, за свой счет. Агафья старательно, старославянскими буквами, выводит: "Выбыв с севера (так они называют эту избу и место) 10 декабря писала Агафья".

Соответствующая отметка появляется и в командировке Вадима Ивановича, только число другое – 18 августа. Кстати, вчера в разговоре с Агафьей выяснилось, что она помнит числа всех наших приездов и отъездов всех экспедиций.

Агафья ходит сегодня как в воду опущенная. Весь ее облик откровенно говорит, что ей очень не хочется с нами расставаться и она боится оставаться одна с больным тятей. Особенно страшит ее предстоящая уборка урожая и страшная зима. Идем прощаться с дедом.

Даю последние наставления в отношении ноги, прошу больше двигаться, не залеживаться. Вновь слышу грустно-спокойное: "Увидимся ли? Не знаю". Дед передает всем привет, особенно просит сказать Эльвире Викторовне, что они ждут ее к уборке урожая и рассчитывают, что она с ними останется на зиму. Обещаю Карпу Иосифовичу, что все обязательно передам и, если смогу, то в сентябре приеду сам. Дед благословляет нас, и мы выходим из избы.

Агафья суетится, быстро находит всем посоха и идет провожать нас до спуска. Здесь она останавливается и молча грустно смотрит на нас. Кажется, что она вот-вот разрыдается. Говорим теплые последние слова. Беру ее за плечи и, глядя в ее грустные глаза, говорю: "Береги себя, главное – не болей. Если что – выходи к людям!" Она грустно молчит, прикрывая подбородок темным платком. Мы двинулись вниз, она так и осталась стоять наверху, на границе поля и леса. Некоторое время все идут молча под впечатлением расставания.

А кругом красота солнечного таежного утра. Даже в этой кондовой, заваленной буреломом, горной старой тайге, с камнями и скалами, покрытые сыростью и мхом, стало светлей от снопов солнечного света и веселей – от пения птиц. Мы спускаемся к "щекам". С удовольствием пьем чистую студеную воду из реки. Светлана находит на отмели большущий булыжник с красивыми красками и решает его взять с собой, как сувенир. Вскоре вдалеке слышен гул работающего мотора и через несколько минут лодка причаливает возле нас. Хотя вода в реке несколько спала, решаем загружаться в лодку все вместе сразу.

Через пару минут лодка понеслась вниз по реке. Скорость течения суммируется с мощью мотора, и длинная, узкая лодка летит по зеленоватой, пенящейся на перекатах, воде. Временами, на мелких местах цепляем за камни, но лодка проскакивает по ним на скорости, только чувствуются удары. Вот в одном месте на шивере, при повороте реки, навстречу выныривает огромный валун. Лодка, я это отчетливо вижу, не вписывается в поворот и идет на камень. Мгновенно прикидываю в уме, куда прыгать за Светланкой, если мы сейчас перевернемся в воду. В последний момент моторист резко поворачивает вправо и лодка лишь слегка бьется бортом о валун. Лодка не перевернулась.

Пронесло! Но тут же попадаем на стремительный, но мелкий и с поворотом перекат. Лодка врезается с ходу в донные камни, мотор глохнет. Мощным течением лодку разворачивает, накреняет. В ход идут шесты, отталкиваемся и ногами.

Тут же, уже кормой вперед, течение сбивает лодку в глубокое место. Нога, выброшенная за борт для отталкивания, теряет опору и я с огромным трудом, ухватившись за борт, удерживаюсь, чтобы не свалиться в эту стремительно летящую зеленую струю. Далее все идет благополучно и через несколько минут наша лодка заходит в тихую гавань у Волковского участка.

Благодарим нашего моториста, записываю ему свой адрес – в октябре он собирается привезти к нам в клинику свою дочь для обследования и лечения. У геологов осматриваем одного травмированного рабочего. Ничего страшного – ушиб левой стопы.

Часа через полтора прибыл АН-2, и вскоре мы уже летим в Таштып. Сегодня солнечно, тумана нет и в помине, видимость отличная. Только далекие-далекие горы в дымке и гольцов не видно. Хорошо просматривается Абакан, Черное озеро. В одном месте замечаем плывущих по реке на плоту туристов – маленькую точку, вкрапленную в бескрайнюю тайгу и величественную красоту Саян. В 12 часов приземляемся в Таштыпе.

Утром 20 августа мы в Красноярске. Главное сделано – оказана посильная помощь человеку, попавшему в беду. Очень хочу надеяться, что и для Светланки эта поездка была важной. Вижу, что она вынесла из похода много впечатлений, хотя, как всегда, не торопится их высказать. Красота родного края, Саянской тайги не может не всколыхнуть душу ребенка и, вероятно, дочке, как и мне, еще не раз захочется окунуться в ее безбрежье. Думаю, что после встречи с Лыковыми она и на многое другое станет смотреть иначе.

Комментарии: