Нефть ем на завтрак

За 30 славных суверенных лет жизнь в сибирской глуши радикально изменилась к лучшему. Благодаря новой системе нефтяного отопления вековые льды отступили от мёрзлого края, обнажив под трёхметровым снегом мир удивительной растительности. Сегодня в Сибири правит бал саванна. Корреспондент отправился в небольшую деревню под Красноярском, чтобы воочию увидеть, как живут сибиряки в новом дивном мире.

Где был сугроб — там загорают лев и зебра

Поднимая облако охряной пыли, автобус устремляется вдаль. Пока мельчайшие песчинки оседают на моём ватнике, я провожаю транспорт взглядом — увидеться с ним мне предстоит только на следующий день, когда водитель из Красноярска вернётся забирать вашего покорного слугу. «Как сильно за последние годы в провинции развилось автобусостроение», — проносится у меня в голове.

Ведь сравнительно недавно граждане из небольших городков ютились в жалких мотоповозках иностранного производства, а теперь путешествуют с комфортом, используя последние наработки системы проветривания, вроде открытия форточки… Вдруг элегические мысли прерывает загоготавший где-то над ухом аист марабу, и я вспоминаю, где нахожусь, — в деревне Перовское, Красноярского края, в самом центре раскалённой Сибири.

Наверное, сибиряки никогда не перестанут благодарить академика Петрика — автора революционного отопительного проекта. Именно он задумал строить отопительные нефтестанции после того, как задушенный якобы экологичным электричеством Запад отказался закупать у России нефть и газ. За границей думали, что таким образом смогут навредить великой стране, но как же они ошибались!

Да, годик-другой пришлось пообвыкнуть, но потом появилась эта гениальная идея: раз чёрная кормилица не нужна «им», значит, будем использовать для себя! И стали отапливать нефтепродуктами все постройки, все города, все населённые пункты! Это дало свои плоды, да какие — внезапно Сибирь, некогда скованная хвойными иголками, под натиском тепла обнажила миру свои истинные красоты: лес уступил пустыне, снег сдался густой траве, сосна проиграла финиковой пальме, а бурый медведь сбежал, чтобы освободить место для львов.

«Смари, стоит лыбется. Точно из Масквы», — слышу я разговор двух местных юношей интеллигентного вида, и поспешным шагом направляюсь в центр деревни: моей целью всё ещё остаётся выяснить, как здесь живут и работают граждане.

«Нефть я ем на завтрак»

У местной точки сбыта ваш корреспондент натыкается на компанию из нескольких мужчин: трудяги передают друг другу бутылёк с чёрной жидкостью, откуда доносится крепкий запах. Очевидно, какой-то местный сибирский напиток для поддержания рабочих сил. Завожу беседу с ближайщим мужчиной. Он представляется Петром Фартучкиным, местным собирателем земли, и с удовольствием соглашается дать интервью.

Я расспрашиваю сибиряка о быте: насколько тяжело обитателям российской деревни в 2049 году? Его ответ сражает наповал: оказывается, жителю поселения ничего и не требуется — у него всё есть. «Недавно с мужиками “кузьмича” собрали, жизнь стала налаживаться. В остальном не нуждаемся: нефтюшки-кормилицы в достатке, она и в рукомойнике у меня, и на завтрак ем: овёс ей заливаю».

Затем интересуюсь у Петра, как изменилась его жизнь после сибирского потепления. Мужчина тут же оживает: кажется, эта тема волновала его рабочий ум давно. «Честно сказать, во как вольготно стало! Раньше как: выходишь на улицу, зубы на полку сразу, до того холодно! А сейчас благодать: дрова колоть не надо, уголь можно не заготавливать. Раньше я с утра вставал и сразу чурки в печку ну давай кидать — иначе окочуришься. А после пятницы иной раз так неохота… Сейчас же просто лежишь и ничё не делаешь — тепло и благодать».

Завидев пролетающего комара размером с детский кулак, Пётр снижает голос. «Знаете-ка, некоторые тут клевещут, чо из-за потепления все болезни вылезли и народ, мол, помирать стал. А я считаю — брешут! У нас в деревне половина преставилась за последние пять лет, ну и чоу? Судьба это такая. Природа здесь при чём, коли суждено?»

Согласитесь, разумные мысли разумного человека! Однако не чужды моему собеседнику и почти языческие суеверия. «Правда, одного боюсь — комаров этих. Давеча тестя моего такой цапнул, так он через три дня и того, на тот свет. А Степан ведь дюжий был».

Пётр провожает меня к себе домой. По пути мы замечаем огромное жилище, чем-то напоминающее восточный дворец: азиатские завитушки, резные балконы, дух захватывает! Я спрашиваю, кто там живёт: наверное, какой-то ударник производства? «А, так это китайцы. У них тут ферма, я на них работаю. Отличные хозяева, кстати. Сегодня вот выходной дали — второй раз за полгода. И платят неплохо: я землю собираю, они пять процентов — мне в пользование». Что тут сказать: мудрый союзник всегда поможет. И заработком оснастит, ведь на то побратимы и нужны. Не то что вероломный Запад. Кстати, заговорив о загранице, я впервые вижу, как у сибиряка еле заметно темнеет лицо — за толстым слоем нефти непросто разглядеть дрогнувший трудовой мускул.

«Знаете, я их всех ненавижу. Сунулись бы сюда, растолковал бы чё к чему, — вот этими руками удавил бы! Они же хуже комарья, они — кровопивцы, сосущие трудовой народ. Видели, чо они творят? В Инфосети смотрел вчера. Эти рвачи, эти негодяи, совсем уже берега попутали!» Я грустно вздыхаю — ну что тут сказать?.. Прав мой собеседник, тысячу раз прав...

«Я энту моду совсем не понимаю»
Заходим в избу: в глаза не бросается роскошь и помпезность, потому что её нет — семья Фартучкина живёт чисто и достойно, что лишь подчёркивает её высокую культуру быта. Нас встречает Ефросинья, жена Петра. Это статная женщина, закалённная многолетней работой со змеями. Когда-то она работала в детской библиотеке, но с тех пор, как изменились климатические условия, не до книг — местное население промышляет ловлей опасных тварей.

Я замечаю в углу избы небольшой телевизор — по нему показывают последний концерт оцифрованной Ольги Бузовой. Завязывается непринуждённая беседа об эстраде: оказывается, что Ефросинья является давним фанатом Ольги, и даже много лет назад была на одном из её «живых» концертах, когда артистка ещё не использовала голограмму. А вот современных исполнителей Ефросинья не жалует: «Недавно по деревне шла, выслеживала зелёную мамбу, и вдруг вижу парня молодого: в руках у него “Цифрослав” этот, а из него какие-то жуткие звуки доносятся. Подошла поближе — оказалось, он музыку воспроизвёл и внимает».

Молодой повеса, по словам Ефросиньи, слушал нечто под названием «Большой Детский Кассета» — слова, извлекаемые его ротовым аппаратом, повергли трудящуюся в шок. «Там такое было, вы себе не представляете! И про алкоголь, и про запрещённые препараты, и даже про ЭТО». Голос Ефросиньи дрожит — видно, как воспоминания об этом инциденте отзываются ножевой болью в её душе. «Страшно представить, что стало с нынешним поколением! Где артисты нашей молодости? Мы слушали Бузову, Элджея, Лицо. “Я открываю мир других мужчин”, — вот строчка про любовь, про любопытство, про узнавание чегой-то нового, наконец! А сейчас что?»

Как тут не посочувствовать мудрой женщине? Ведь права сибирячка, когда-то отдавшая не один год работе с молодёжью в детской библиотеке. Иногда современное поколение всё ещё уделяет внимания западным ценностям, взор юношей и девушек иногда всё ещё затуманивается тлетворной пропагандой. Конечно, есть подростки, придерживающиеся русского пути: нравственности, дружбы, аскетизма, отказа от всего заграничного. Они уважают наше руководство и доброго Старшего китайского брата. И мы в «Вестнике прогресса» надеемся, что таковых будет всё больше, а оступившихся глупцов, поглощённых сладкоголосыми голосами заокеанских соловьёв, — всё меньше.

***

Я трясусь в пыльном автобусе, который день назад привёз меня в этот чудесный край. Смотрю в окно, как ползают змеи и крокодилы, плавают цапли, а посреди этого — идёт настоящий русский сибиряк, перемазанный нефтью и глиной. Рабочий! Безумно жаль покидать этот рай на земле, но я ещё вернусь. Слышишь, Сибирь, я вернусь погреться в твоих лучах солнца!

Комментарии: