Люди-реквизиты

Прочитала о профессии, которая называется "люди-реквизиты". Семья поселяется в доме, выставленном на продажу. Платит какие-то несущественные деньги за проживание в роскошном, как правило, особняке. Люди-реквизиты поддерживают там чистоту. Едят. Купаются в бассейне.

Но не имеют права приводить гостей и обязаны немедленно съехать, как только потенциальный покупатель захочет осмотреть комнаты.
Дело в том, что, по наблюдениям риэлтеров, дом, где живут люди, лучше продаётся.

Я представляю себе этот просторный бледно-жёлтый особняк с высокими окнами, с оранжереей на заднем дворе, с тропинкой, вытоптанной в траве, с качелями, возле которых никогда не тает облако детского смеха. Мама смахивает пыль с фортепиано, с роскошной как цветущий каштан люстры, будто бы собранной из осколков света и радуги, с библиотечных шкафов, откуда с напыщенной важностью смотрят потёртые тома. Папа запекает баранину в духовке. Это блюдо умеет готовить только он. Мама, конечно, тоже умеет, но старательно делает вид, что нет, и папа благодарен ей за деликатность. Брат и сестра носятся вокруг качелей, и каждый, пробегая, захватывает и раскачивает их, так что к концу погони на деревянном сиденье как будто возникает кто-то третий, невидимый, и взлетает, хохоча, почти до самых небес.

Стоит солнечный день – не день, а летний пирог, пропитанный свежескошенной травой, всплесками листьев, глупым голубиным воркованием, ежевикой и медовой смолой. В такой день людям очень легко забыть, что они – реквизиты. Что их поселили сюда совсем ненадолго, и этот дом, по сути, вовсе не для них. Это они – для дома. Он должен выглядеть жилым, в нём должно пахнуть яблочным пирогом и запеченной бараниной, в нём должны хлопать двери, а в зеркалах селиться отражения. Мама. Папа. Девочка с пластинками на кривых зубах. Мальчишка в бандане с черепашками-ниндзя.

Вот только собаку нельзя, но они надеются, что в следующем доме будет можно.

Они привыкают жить как хозяева, а ограничения и запреты – что ж, у кого их нет! Их тщательно выпестованное легкомыслие иногда, в хорошие дни, становится почти неподдельным – и тогда они счастливы на полную катушку. "Хе-ей, это всё наше!" А дети счастливы просто так, на то они и дети.

Постепенно мысль о том, что всё это не для них, а для кого-то другого, отступает в тень. И там, в тени, торчит нелепым пугалом. Ну правда же, странно считать себя реквизитом. Они не говорят об этом друг с другом, избегают неприятной темы по взаимной молчаливой договорённости. Но всё сильнее проникаются уверенностью, что они здесь надолго.

Может быть, навсегда.

Конечно, бывает, что им приходится уйти погулять на целый день, а когда они возвращаются, двери хранят прикосновение чужих рук, а комнаты – отзвуки чужих голосов. Но люди – такие мастера иллюзий, что Гэндальф съел бы свою шляпу от зависти, столкнись он с их способностями. Старикану просто повезло. Да и шляпе, как ни крути.

А потом всё заканчивается. Совершенно неожиданно и как-то очень обыденно. Спасибо, говорят им. Ваш контракт закончился, говорят им. Есть тысячи мест, куда вы можете переехать, но здесь скоро будут жить настоящие хозяева.

"А кто же были мы?" – повисает невысказанный вопрос.

И тут они всё вспоминают.

Некоторое время после их отъезда дом стоит пустой. За вычетом людей, в нём всё остается по-прежнему. "И весна, и весна встретит новый рассвет, не заметив, что нас уже нет", – процитировала бы мама, любящая к месту и не к месту вспоминать Бредбери.

В комнатах никого нет.

В саду никого нет.

В оранжерее пусто.

И только кто-то невидимый по-прежнему раскачивается на качелях, взлетая всё выше и выше, всё дальше и дальше от тающего облака детского смеха.

Комментарии: