Колонии женщин в США и России. Как сидят наши женщины.

Сегодня в Соединенных Штатах более 2,3 миллионов заключенных и они возглавляют список стран по количеству людей, находящихся в местах лишения свободы. Лидируют США и по количеству заключенных на 100 тысяч человек – эта цифра является также самой большой в мире и составляет 754 заключенных.

Причины лидерства США по количеству заключенных, по мнению экспертов, заключаются в суровости американского законодательства, широком распространении наркомании и высоком уровне преступности в стране.

По официально статистике около 5% заключённых в США попадают в тюрьмы из-за судебных ошибок. США тратит в год на содержание одного заключенного в среднем 50 тысяч долларов.

Расово-этнический состав преступников не отражает состав населения США . Так, доля чернокожих среди населения США составляет только 13%, в то время как их доля среди заключенных составляет 40%.

Быстро растет количество заключенных женщин, которых в настоящее время насчитывается в тюрьмах 97,5 тысяч.

Тюремная индустрия США работает в основном на "оборонку" и даже обслуживает интересы всемирно известных концернов. Как пишет "Лефт бизнес обзервер", тюремная индустрия США , одна из наиболее быстро растущих отраслей, производит 100% всех военных касок, форменных ремней и портупей, бронежилетов, форменных рубашек, брюк, палаток, рюкзаков и фляжек.

Помимо военного снаряжения и обмундирования в тюрьмах производится 98% от рынка монтажных инструментов, 46% пуленепробиваемых жилетов, 30% наушников, микрофонов, мегафонов и 21% офисной мебели, а также авиационное и медицинское оборудование и многое другое – заключенные занимаются даже дрессировкой собак-поводырей для слепых.

Эта сцена способна вызвать в памяти ассоциации с рабовладельческим прошлым южных штатов США – несколько десятков заключенных в тюремных полосатых робах работают на дороге под палящим солнцем, их ноги закованы в кандалы, а лица блестят от пота. Но действие происходит в современной Америке. Если быть более точным – в Фениксе, а все заключенные, о которых идет речь – женщины.

Понятие «chain gang» означает группы заключенных, в прежнее время исключительно негров, которые, помимо кандалов, скованы одной цепью и выполняют тяжелую работу.

Провинция Марикопа в штате Аризона. На сегодняшний день в штате действует единственная подобная группа кандальников-рабочих. Примечательно то, что входят в эту группу исключительно женщины.

Удивительно, но женщины сами изъявляют желание выполнять подобную нелегкую работу – с целью хоть как-то разнообразить монотонную жизнь в заключении.

Большинство женщин, входящих в состав этой группы кандальников-рабочих, сидят в тюрьме за незначительные правонарушения — управление автомобилем в состоянии алкогольного опьянения или под действием наркотиков, нарушение условий условно-досрочного освобождения. Примечательно то, что большинство их них даже содержат не в основном здании тюрьмы, а в так называемом «палаточном городке» — лагере из военных палаток, который расположен рядом с тюрьмой округа Марикопа «Maricopa County’s Estrella Jail». Этот палаточный городок создан с целью уменьшить нагрузку на переполненный сверх меры тюремный корпус.

Сами себя участницы единственной в Соединенных Штатах Америки группы группы кандальников-рабочих называют «цепные девочки». Как правило, их будят в шесть часов утра, и тюремный офицер отвозит их на сегодняшнее место работы.

Трудиться заключенные могут в разных местах, выполняя при этом разную работу, разного уровня сложности. Например, собирать мусор в одном из местных парков, приводя его в порядок…

Хотя летом температура воздуха в Фениксе нередко поднимается до 110 градусов по шкале Фаренгейта (приблизительно 43 градуса по Цельсию), все участницы группы кандальников-рабочих выполняют свои обязанности с поистине удивительным рвением и готовностью.

Женщин во время работы сковывают не только ножные кандалы, но и общая цепь.

Камеры женщин-заключенных в тюрьме округа Марикопа «Maricopa County’s Estrella Jail» в Фениксе, штат Аризона.

Ну а теперь Россия.

По состоянию на 1 апреля, в учреждениях уголовно-исполнительной системы содержалось 741,6 тыс. В России 63 женских колонии.

В учреждениях УИС содержится 60 тыс. женщин, в том числе 50 тыс. осужденных, содержащихся в ИК, и 10 тыс. человек, в отношении которых избрана мера пресечения заключение под стражу. При женских колониях имеется 13 домов ребенка, в которых проживает 768 детей.

Россия находится на втором месте в мире по численности заключенных на душу населения, уступая США.

В колониях действуют пекарни, в которой печется самый разный хлеб. Хлеб продают в магазинах населенных пунктов. Надо заметить, расходится он мгновенно. Кроме хлеба пекут пирожные, пирожки, чебуреки.

На швейном производственном участке в женской колонии трудятся порядка 40% от общего числа отбывающих наказание.

Швейные бригады выпускают не только продукцию народного потребления (костюм рабочий «Фаворит» и «Сириус»), но и обеспечивают военных костюмами летнее - полевого образца «Цифра», а также выполняется государственный заказ по пошиву форменной одежды для спецконтингента.

Любая женская зона будет «красной»: того, что в мужских колониях называется понятиями, воровскими или блатными, в женской колонии не бывает. Здесь все стучат на всех, и этим пользуется администрация, манипулируя заключенными.

Есть в женских тюрьмах и сходства с мужскими: насилие одних заключенных над другими, в том числе сексуальное, насилие надзирателей, постоянное унижение. Серьезных жалоб правозащитникам из женских колоний обычно не поступает, редко прорываются истории вроде той, что произошла в Амурской области, когда замначальника исправительного учреждения Сергей Зычков жестоко избивал женщин в колонии-поселенни. Но Зычкова тогда сдали свои: кто-то из сотрудников колонии опубликовал в интернете запись с камер видеонаблюдения — заключенные на него не жаловались. Правозащитники полагают, что женщины в колониях молчат сначала из-за серьезной зависимости и контроля со стороны администрации (на кону — УДО, условно-досрочное освобождение), а потом, выйдя на свободу, просто не желают обо всем этом вспоминать.

Во что превращаются женщины за решеткой, можно судить даже по тому конфликту между Ольгой Зелениной и той же Надеждой Толоконниковой, информация о котором просочилась в блоги. Две интеллигентные женщины, одна — кандидат наук, другая — студентка философского факультета, ведут себя как малообразованные склочные тетки: одна не разрешает сокамернице смотреть телевизор, потому что там «ничего хорошего не показывают», другая, освобождаясь, из вредности забирает единственный кипятильник.

Склоки, взаимная подозрительность, мелочность и унижения — все это сопровождает женщин уже в СИЗО и пышным цветом расцветает в колониях.

Полуголодные, замерзающие, утомленные, изможденные, не имеющие возможности выспаться, морально задавленные, - вот портрет российских заключенных!

Большинству этих женщин еще предстоит создавать свою семью, рожать и воспитывать детей...

Режимные требования и правила внутреннего распорядка - не соответствуют нормам жизни в современном, цивилизованном обществе.

Разве в цивилизованном обществе женщина может мыться раз в неделю в течении 15 минут, только 1 раз в мясяц звонить родным и близким, в мороз быть без теплых сапог, без варежек, без шарфа, без теплого головного убора?

Условия жизни в исправительных учреждениях, созданы без учета психологических, физиологических и других особенностей женского существа. Будучи изолированы от общества, проживая в огромных дортуарах, где помещается от 70 до 100 человек, часто не имея никакой финансовой или моральной поддержки извне, женщины полностью теряют социальную адаптацию; страдает их волевая сфера, способность приспособится к условиям жизни на воле.

Удаленность от дома намного уменьшает и без того малое число разрешенных свиданий с мужем, с детьми, родными (не каждому по силам и по средствам ехать для свидания так далеко), дополнительно разрывает и так нарушенные арестом семейные связи. Лишение свободы переносится женщинами мучительнее, чем мужчинами. Санитарно-гигиенические условия не учитывают особенности женской физиологии - повсеместно отмечается отсутствие или недостаток элементарных средств гигиены, минимальных жизненных удобств, достаточного количества одежды и белья, невозможность нормальной стирки и т. п.

Психологически трудны для женщин многие требования режима: единая форма одежды, необходимость ходить строем, отсутствие личных вещей (кроме зафиксированных в перечне, который у женщин почти совпадает с мужским) и т. п. Женщина подчинена тем же режимным требованиям, что и мужчина, - то же число положенных свиданий, посылок, тот же труд на всех (за редкими исключениями) видах работ, те же наказания, вплоть до ШИЗО.

Их дети, повторяя судьбу матерей, воспитываются у родственников или в детских домах. Даже те из них, кто способен заботится о ребенке, часто не имеют для этого реальной возможности - в колониях, приспособленных к проживанию матерей с детьми до трех лет, матери вынуждены жить отдельно от детей, содержащихся в детских домах, расположенных в изолированных локальных зонах. Единственная родительская функция у таких мам - прогулка с ребенком в течении часа-двух в день. Если в доме матери и ребенка (ДМР) или в самой колонии объявлен карантин - мать отчуждается от ребенка на длительный срок, в иных случаях на месяц и более.

Результатом отбытия наказания становится рецидивная преступность, причем даже те женщины, которые попали в места лишения свободы в зрелом возрасте и имели до этого хорошую социальную адаптацию, после 3-4 летнего пребывания в условиях изоляции (а это средний срок наказания для женщин) теряют социальные связи, лишаются нормального социального окружения, получают сильнейшую психологическую деформацию - все это мешает им найти свое место в обществе и, в результате, приводит назад на тюремную койку. Указанное вовсе не означает, что все женщины попавшие в места лишения свободы - отбросы общества, хотя общество, безусловно, отворачивается от них, - многие из этих женщин по-настоящему даровиты, среди них есть талантливые поэтессы, художницы, мастерицы на все руки.

Из тюремных образчиков устойчивых стереотипов годится такой: многие женщины, попавшие в места лишения свободы и пробывшие там определенное время – свой срок, например (а сроки у женщин совсем не малые – средний - 3,5 года - дольше, чем у мужчин, между прочим) привыкают жить при тюремном режиме, и чувствуют себя в тюрьме себя гораздо удобнее, чем на воле. Не любят ее, окаянную, но на свободе им еще тяжелей. Вот они и возвращаются в нее, чуть только вышли.

Безусловно, система исполнения наказания нуждается в реформировании, в более ясной формулировке целей и задач системы, в которых должна быть учтена необходимость социальной адаптации человека, без которой невозможен его возврат в общество, потребность в принятии самостоятельных решений, возможность правильно решать сложные житейские проблемы.

Женщины, имеющие опыт заключения, остаются невидимой частью современного российского общества.

Российским женщинам уже не хватает места в колониях. Эта сенсационная новость прозвучала на расширенном заседании коллегии Федеральной службы исполнения наказаний.

Теперь ведомству придется создавать новые женские зоны, чтобы слабому полу не пришлось сидеть ни в тесноте, ни в обиде. Естественно, речь идет о преступницах. Но здесь информация требует анализа: то ли наши дамы стали чаще идти во все тяжкие и особо тяжкие, то ли суды стали жестче их судить.

В прошлом году в учреждения пенитенциарной системы поступила 31 тысяча 461 женщина и на конец года в местах лишения свободы содержалось более 56 тысяч 800 женщин, что на 3 процента больше, чем годом ранее

Женщина и тюрьма - понятия несовместимые. Женщина, существо от природы эмоциональное, чуткое и ранимое, которому многовековой цивилизацией человечества предписана роль жены, матери, продолжательницы рода, хранительницы домашнего очага и тюрьма - угрюмый, беспощадный, подлый и жестокий механизм государства находятся так далеко друг от друга, что даже в воображении их нелегко объединить. Тюрьма - заведение скорее мужское, хотя в печальной реальности женщина и тюрьма, к сожалению, все же встречаются.

Женщины намного законопослушней мужчин. Гораздо реже они совершают преступления и правонарушения. Если в государстве женского населения по статистике больше, чем мужского, то в тюрьму женщины попадают в 10-12 раз реже мужчин. Отчасти это объясняется тем, что правоохранители охотней применяют к ним меры пресечения и наказания, не связанные с лишением свободы. Но это только отчасти. В большей степени причина такого соотношения - слабо выраженные преступные наклонности женщин и низкий уровень криминогенности обстановки, которую они создают вокруг себя и в которой существуют. Соотношение женской и мужской преступности один к десяти постоянно и достаточно устойчиво в последние годы. Кстати, забегая вперед, можно сказать, что и внутри тюрьмы женщины допускают дисциплинарные нарушения примерно в десять раз реже мужчин.

Женская преступность по своей структуре заметно отличается от мужской. В процентном отношении женщины гораздо реже совершают корыстные преступления, в особенности, отличающиеся дерзостью - грабежи, разбои, а также хулиганство. А вот грубо насильственные действия бытового характера - убийства и тяжкие повреждения тела в общей массе женской преступности осуществляются чаще. Это явление, казалось бы, противоречащее женской природе, имеет объяснение. Женщины отнюдь не предрасположены к садизму и крайней жестокости. Просто они очень эмоциональны, и, зачастую, их разум оказывается неспособным управлять сильными и яркими отрицательными чувствами - гневом, ревностью, смертельной обидой. В результате жертвами женского насилия становятся, как правило, их близкие люди - неверные мужья и любовники, любовницы мужей, садисты-отцы, домашние тираны-сожители...

В совершении преступлений женщины более последовательны и откровенны, если так можно выразиться. В последующей оценке своих противозаконных поступков они оказываются значительно тверже и принципиальней преступников-мужчин, которые гораздо быстрее «плывут» и начинают, распуская слюни, публично каяться в грехах. Женщина, зачастую невыносимо страдая от наказания, до конца продолжает считать, что, убив обидчика, она поступила правильно.

При аресте женщины не сопротивляются, не отстреливаются и не убегают по крышам. Их не задерживают вооруженные до зубов бойцы спецподразделений. За ними просто приходят и уводят с собой.

...Отношение к задержанным женщинам в милиции грубое и циничное. Их легко могут оскорбить, унизить, потаскать за волосы, «нашлепать» по щекам. Но все же, это отношение ни в какое сравнение не идет с избиениями и пытками, которым могут быть подвергнуты мужчины. Женщин практически никогда не пытают, то есть не применяют к ним методичные, холодно-расчетливые экзекуции.

Бывает, женщину заставляют разуться и лечь на пол, после чего наносят удары резиновой палкой по пяткам - это больно и не оставляет следов. Иногда применяют «остроумно»-изощренное воздействие - раздев до пояса, ее хлестко бьют стальной линейкой по соскам - это унизительно, больно и страшно. При этом расчет делается скорее не на физическую боль, а на сопровождающее ее моральное насилие: грубые окрики, циничные оскорбления, идиотские угрозы, вроде: «Мы тебе сейчас в ... ножку от табуретки засунем».

Причиняя женщине физическую боль, оскорбляя и запугивая ее, правоохранители (или правонарушители, как правильней?) рассчитывают на резко эмоциональную реакцию, слезы, истерику и, в результате, потерю способности уверенно сопротивляться и умно изворачиваться. В основном этот расчет оправдывается, лгать умело, спокойно и предусмотрительно у женщин получается плохо.

Иногда подобная «атака» не имеет успеха, и тогда милиционеры сразу же прекращают насилие. По опыту они знают, что если у «бабы есть внутренний стерженек», дальнейшие издевательства абсолютно бессмысленны. Не согнется.

Существуют два фактора, защищающие женщин от пыток и истязаний. Это особенности традиционного менталитета (даже «последний отморозок» в подсознании несколько сдерживается от причинения боли женщине, наверное, все же мы не совсем азиаты) и опасение возможного наказания. К арестованным женщинам и несовершеннолетним гораздо больше внимания уделяется со стороны государственных и общественных правозащитных организаций. Страдания мужчин, в основном, мало кого интересуют. Надо признать, что в последние годы пытки и иное насилие в отношении задержанных (как женщин, так и мужчин) имеют явную тенденцию к сокращению. «Задерганные» постоянными проверками прокуратуры сотрудники милиции стараются избегать насилия, игнорируя лицемерный гнев начальства по поводу отсутствия пресловутого процента раскрываемости.

Приставания сексуального характера случаются довольно редко и только на первом этапе, до помещения задержанной в изолятор временного содержания (ИВС). Впрочем, иногда женщина сама провоцирует подобные домогательства, предлагая как-нибудь «порешать вопросы» и намекая тем самым на возможность интимных услуг.

Насилия сексуального характера практически никогда не происходит. Время от времени эта тема поднимается кем-то из бывших арестованных и осужденных. Вариантов таких «исповедей» два. Первый - в основе обвинений лежит абсолютно трезвый расчет (как правило, не самой «потерпевшей», а ее адвоката и «группы поддержки») - рассказывая леденящие душу подробности садистских изнасилований и извращений, тиражируя эти подробности в средствах массовой информации, привлечь внимание и сострадание неискушенной общественности и морально воздействовать на предстоящий суд. Второй вариант - это ложь самой «несчастной», вызванная явными истерическими реакциями: один раз солгав таким образом, она начинает истово верить в собственную ложь и дальше врет совершенно искренне, опутывая фантазии все новыми и новыми подробностями и не задумываясь об их очевидной несуразности. Впрочем, оба варианта обычно объединяются.

В ИВС женщины размещаются отдельно от мужчин, а так как женщин «принимают» редко, то сидят они в основном в одиночестве. Такие условия воспринимаются очень болезненно, отсутствие общения оказывает крайне угнетающее действие на женскую психику. Но избежать этого практически не получается. Задержанных мужчин к женщинам не подсадят никогда.

...После вынесения постановления об аресте задержанная переводится в следственный изолятор. Как правило, женщины оказываются совершенно неподготовленными к тюремной действительности. Хотя в последние годы о тюрьме немало пишут, немало показывают ее в телепередачах и кинофильмах, большинство женщин совершенно не обращает внимания на детали. Им это не интересно, так как себя с тюрьмой они абсолютно не связывают.

Попав в СИЗО (на жаргоне говорят «заехав на тюрьму»), женщины зачастую вообще теряют ощущение реальности. Когда-то одна девочка-подросток, арестованная как наркокурьер, рассказывая о своем прибытии в СИЗО, недоумевала: «Меня почему-то посадили в туалет». Ей и в голову не могло прийти, что тюремная камера и туалет - одно общее помещение.

Распределением по камерам занимается оперативный работник, чаще это женщина. Ориентируясь на свое впечатление от беседы с вновь прибывшей зэчкой (зэчка - привычное название заключенной, оно хоть и некрасиво, но и не обидно) и куцую информацию, содержащуюся в личном деле (а это сжатый текст постановлений о задержании и аресте), она выбирает ей подходящую камеру. При этом старается, чтобы в новом обществе заключенной было максимально комфортно.

Делается это не из сострадания и, уж точно, не за взятку, а для собственного спокойствия. Чем меньше напряжений и конфликтов в камерах, тем легче администрации работать. Поэтому, в основном, бухгалтерши и чиновницы сидят в одной камере, молодые наркоманки - в другой, а «колхозницы» - в третьей.

Иногда этот принцип не соблюдается, в особенности, когда в СИЗО «приходят» две или три женщины - фигуранты одного уголовного дела. Подельниц содержат в разных камерах, поэтому с приятной компанией получается не всегда.

Любой человек, впервые попавший в тюрьму, переживает сильнейший стресс. Если в ИВС во время задержания, а оно длится несколько дней, еще теплится надежда, что скоро этот кошмар закончится, то, оказавшись в тюрьме, каждый понимает, что это надолго, как минимум на пару месяцев, как максимум па много лет.

Когда женщину задерживают, а позже арестовывают, вокруг нее происходит много разных и интенсивных процессов.

Родственники и друзья проявляют максимальную активность в поисках решения возникших проблем. Зачастую, картина событий меняется каждый час: появляется свежая информация, в «движение» вовлекаются новые люди, в уголовном деле происходят какие-то процессуальные изменения - статья уголовного кодекса, по которой ее задержали, переквалифицируется на более мягкую и так далее. Эти события реально влияют на судьбу задержанной: она получает передачу и записку от мужа, «добрый» мент в ИВС дает возможность позвонить домой, на свидание приходит адвокат...

Однако когда арестованная переводится из ИВС в СИЗО, основной результат активности близких людей ей становится неизвестен. Изоляция не позволяет. Это порождает информационный голод. Женщине кажется, что все ее бросили, родные забыли, вчерашние друзья оказались врагами. От этого страдания многократно усиливаются, но, что удивительно, - слабые женщины в отличие от сильных мужчин в этот переломный период гораздо реже совершают необдуманные поступки, почти не впадают в депрессию и никогда не совершают самоубийство.

Наверное, научно никто этот факт не исследовал, но представляется, что ему есть объяснение. Психологическое или педагогическое влияние администрации тюрьмы на вновь прибывшую вряд ли стоит воспринимать всерьез. Несколько слов, которыми зэчка перебросится с надзирателями, беседа с равнодушной и усталой оперуполномоченной - это не те факторы, которые могут снять напряжение. Скорее даже наоборот, они напряжение только усиливают.

Реальное психотерапевтическое воздействие на новенькую оказывает только общение с сокамерницами. Женская природа берет свое - поделившись с кем-то бедой, женщина всегда успокаивается.

...Взаимоотношения между зэчками в каждой камере складываются по разному, в зависимости от специфики подобравшейся «публики», но в целом нейтрально и бесконфликтно. В отличие от мужских камер, где постоянно происходит борьба за лидерство (эта борьба всегда подлая, а иногда и беспощадная), у женщин обстановка гораздо спокойней. Обычно в «коллективе» имеется одна «смотрящая», которая «держит» камеру; дальнейшей иерархии нет, все остальные друг от друга ничем не отличаются. Впрочем, выражение «держать камеру» не совсем точно, по сути, оно гораздо менее грозно, чем по звучанию. Просто «смотрящая» следит за порядком, контролирует очередность и качество уборки, аккуратность в быту и соблюдение мирных взаимоотношений. В случае каких-либо нарушений предписанного или устоявшегося порядка «смотрящая» старается уладить ссору, чтобы о ней не стало известно администрации, или же сама предпринимает санкции к нарушительнице (в основном это словесная перебранка).

Освоившись в камере, женщины объединяются в небольшие группы, так называемые семьи (чаще это три-четыре человека), внутри которых общаются друг с другом, делятся переживаниями, новостями и продуктами питания. Дружбой такую связь можно считать с большой натяжкой, обычно она неустойчива и легко разрывается при изменении обстановки. Во всяком случае, дружба у женщин, впервые оказавшихся в тюрьме, почти никогда не сохраняется на свободе и никогда не бывает на всю жизнь. Люди, неопытные в отношении тюремной действительности (к счастью, опытных в этом вопросе не так много), иногда в разговорах затрагивают тему лесбийской любви в среде заключенных. Обычно такие обсуждения сопровождаются перечислением красочных подробностей, официальной же информации по этой теме нет. На самом деле все обстоит гораздо более скучно и неинтересно. В следственном изоляторе лесбийские отношения возникают и поддерживаются теми, кто уже ранее отбывал наказание в местах заключения, так называемыми «второходками», да и то далеко не многими. Но это отдельная тема. Между женщинами, впервые попавшими в тюрьму, такие отношения не возникают практически никогда, как бы это не разочаровывало любителей «клубнички». Есть нормальные женские отношения, основанные на необходимости общения, взаимной симпатии, доверии и доброте. Позже, когда зэчки, став осужденными, попадают в колонию, где находятся длительное время, простор для любви расширяется. Однако к следственному изолятору это отношения не имеет.

У каждого человека в той или иной степени имеется потребность побыть одному, постоянное присутствие посторонних людей начинает раздражать. В тюремной камере эта потребность не может быть удовлетворена никогда. Это неминуемо вызывает нарастающую тревогу и раздражение. Когда напряжение достигает определенного уровня (а у женщин этот уровень невысок), возникают конфликты. Практически все они носят мелко-бытовой характер: кто-то сел на соседнюю кровать, кто-то взял без спроса чужую вещь, кто-то уронил чью-то миску...

Заканчиваются конфликты разговором на повышенных тонах, перебранкой, до драки дело доходит редко, но и при этом серьезные телесные повреждения не причиняются. Убийства в камере у женщин практически не совершаются, за последние полтора десятка лет вспоминается только одно, да и оно произошло у рецидивисток, лечившихся от психических заболеваний. Конфликты в основном продолжения не имеют и затухают так же быстро, как и появляются.

Если о возникшем конфликте станет известно администрации, то обязательно последует разбирательство. Виновная (а устанавливается это очень просто, все варианты конфликтов известны, нового в них ничего нет) может быть и наказана. Может быть, наказания и не последует, во всяком случае, предвзятости со стороны властей к зэчкам нет, поэтому расследование всегда ставит точку в конфликте.

Известно, что страсть к приобретению новой одежды у женщин неистребима. Тюрьма дает убедительное подтверждение этой истине. Здесь нет бутиков, шопов и базаров.

Казалось бы, новым вещам взяться неоткуда. Не тут-то было. Женщины постоянно обмениваются между собой вещами. Бывает, дорогую кофточку легко отдают взамен на дешевую, только бы обновить свой гардероб. Импортную косметику меняют на отечественную, лишь бы придать унылой жизни ощущение новизны. Через сотрудников и баланду (чаще так называют не тюремную похлебку, а осужденных из хозобслуги) обмен происходит и между камерами.

Когда одну из сокамерниц должны вывозить на судебное заседание, приготовление к этому событию напоминает подготовку к великому празднику. Все население камеры принимает самое живое участие в украшении подсудимой. Ей делают прическу, никто не жалеет для нее вещей и косметики. Ей же завтра на люди! Чувство сопереживания у женщин намного сильнее чувства собственности (с мужчинами стоит ли сравнивать?). Поэтому, если на экране телевизора в криминальной хронике мелькнет на скамье подсудимых женщина с ярким макияжем, модной прической и в «крутом прикиде», то не стоит думать, что ей в тюрьме хорошо живется. Просто, все лучшее, что было в камере, надето сейчас на ней.

Вряд ли можно уверенно говорить, что беда сплачивает. Наверное, сплачивает только общая беда, в тюрьме же у каждого беда своя. Но женское сочувствие проявляется постоянно, причем не только при обмене «тряпками». Перед судебным заседанием завтрашнюю подсудимую экзаменуют, диктуют ей заготовки ответов на возможные вопросы судьи и прокурора, подсказывают, основываясь на собственном опыте, как лучше себя повести в конкретной ситуации, подбадривают и поднимают настроение. Случается, чувство сопереживания и женская солидарность проявляются так же ярко, но в совершенно иной форме. В тюрьму, к большой грусти, не так уж редко попадают женщины, убившие своего ребенка. То, что такую в любой камере игнорируют и бойкотируют, относятся как к изгою и отщепенке - это полбеды, это объяснимо и
ожидаемо.

Но неминуемо происходит еще одно явление. По неписаной многолетней (а может быть многовековой) традиции, несколько женщин, улучив момент, зажимают детоубийцу в углу, который не просматривается из коридора, закрывают рот и с помощью бритвенного станка стригут наголо. Так как жертва обычно сопротивляется, то голова ее покрывается порезами.

Бывает, надзиратели успевают среагировать на подозрительную возню в камере и «отбить» несчастную, но все равно к этому времени несколько «дорожек» уже выбриты.

После этого у администрации возникает «головная боль» - куда посадить детоубийцу. В любой камере ее ждет одинаковый прием, разве только второй раз уже стричь не станут - нечего...

Сложно дать однозначную оценку этим жестоким действиям. Сотрудники тюрьмы в соответствии с законом наказывают участниц расправы, хотя вполне понимают мотивы их поведения...

...Проходит год-два, в тюрьму попадает очередная детоубийца, и неотвратимо этот мрачный ритуал повторяется.

...Тюремный быт почти по-спартански суров, что доставляет женщинам много неудобств. Горячей воды нет, ее не просто иногда нет, ее нет вообще. Даже кран с горячей водой отсутствует. Так как женщины обходиться без теплой воды не могут, то постоянно нагревают ее кипятильниками. Розеток в камере одна - две, к ним образуется очередь, и как в любой очереди, состоящей из женщин, в ней зачастую вспыхивают мелкие скандалы.

В душ выводят один раз в семь - десять дней, чаще не получается. Тюремный персонал легко приучает зэчек к этому невеселому факту, весело объясняя им, что «моется только тот, кому лень чесаться».

Бытовые условия и «дизайн» женских камер СИЗО значительно отличаются от «убранства» мужских. Администрация прилагает все усилия, чтобы в условиях клетки создать максимальный комфорт. У женщин нет ужасающей тесноты, печально известные тюремные нары давным-давно ушли в прошлое. Каждая арестованная имеет спальное место на двухъярусной, а иногда и обычной кровати.

Занавески на окнах немного скрывают тяжелые тюремные решетки, ремонт стен и потолка вполне удовлетворительный, причем это не только санитарная побелка, зачастую на стенах нарядные обои, на полу линолеум, потолок подвесной. Туалет всегда чистый, отгорожен от камеры и облицован плиткой. Всем известное отвратительное выражение «тюремная параша» абсолютно ни к месту.

Обстановка женских камер разительно изменилась за последние десять лет. Причина этого - внимание международных общественных и правозащитных организаций и, соответственно, внимание тюремного руководства.

Кроме этого, сами женщины всегда стараются облагородить свое жилище. Их не надо заставлять делать уборку, заправлять постель, протирать окно. Более того, в любых, самых убогих условиях, даже в карцере, женщина найдет способ хоть как-то «оживить»
обстановку.

Конечно же, не все женские камеры одинаковы. Если они расположены на нескольких этажах, то можно не сомневаться, что камеры третьего этажа будут заметно бедней камер первого. «Проверяющие» подниматься по лестницам не любят, поэтому внизу всегда расположены «потемкинские деревни». Впрочем, арестованные от этого только выигрывают. Если уж к приезду начальства сделали ремонт, то после его отъезда стены обдирать уже не станут.

Питание заключенных в тюрьме одинаково для всех независимо от пола. Если точнее - одинаково скудное. Нормы питания приблизительно соблюдаются только тогда, когда в СИЗО приезжает очередная комиссия. В баланде появляются ниточки мяса и пленка жира, хлеб выпекается из хорошей муки и становится похожим на настоящий. Баландершу - раздатчицу пищи - одевают в белый халат. Поэтому зэчки комиссии любят, но, к сожалению, они в тюрьму приезжают не каждый день.

Явное несоответствие реального рациона тому, который предусмотрен нормами, тюремные чиновники объясняют отсутствием финансирования. Может быть. А может и не быть. Вопрос спорный, так как о недостатке бюджетных средств говорят именно те, кто эти средства распределяет. Какой-либо системы независимого контроля, прозрачности и гласности не существует. Поэтому можно смело сомневаться в правдивости подобных заявлений. На бесполезные для дела поездки за рубеж и приобретение служебных иномарок деньги находятся, из-за неспособности накормить зэков еще ни один пенитенциарный генерал не застрелился.

Но зэчкам от этих сомнений не легче. Протянуть на тюремной пайке, не испортив желудок, очень проблематично. Выручают передачи, которые сейчас принимаются практически без ограничения веса. Плохо только, что далеко не у каждой заключенной есть родственники и друзья, способные регулярно их приносить. Поэтому женщины хоть и не мрут с голоду, но вынужденно следят за фигурой.

...Отношение администрации тюрьмы к заключенным женщинам в целом если не доброжелательное, то уж точно не враждебное. Они окружены гораздо более плотным вниманием, чем мужчины. Если в целом в тюрьме на одного сотрудника, который непосредственно влияет на заключенных - воспитывает, поощряет, наказывает - приходится до 100 зэков, то в женском корпусе на одну сотрудницу 50. Кроме того женщины всегда «сидят» в одном месте, а не «ездят» по тюрьме, как мужчины. Поэтому женщин лучше знают, их хотя бы различают между собой. С ними часто общаются, их постоянно видят и слышат, об их прошлом и настоящем известно достаточно много. Это делает отношения между тюремщиками и заключенными более человечными. Иной раз, когда арестованная находится в тюрьме длительное время - полтора, два, три года - администрация настолько привыкает к ней, она гак прочно занимает свою нишу в общественных отношениях женского корпуса, что об ее «отъезде» в колонию откровенно сожалеют.

Бывает, на зэчек покрикивают, бывает, что при этом используется ненормативная лексика, но, все же, это только «бывает». Обычно с ними разговаривают спокойно, обращаются: «девочки», а если персонально, то по имени, реже - по фамилии.

Если у конкретной заключенной возникает какая-то проблема, то ее выслушают в тот же день, в крайнем случае - на следующий. Добиваться встречи с начальством днями и неделями, как это обстоит у мужчин, женщинам не приходится. Такое повышенное внимание, конечно же, нужно расценивать, как положительный фактор, однако есть в этом для зэчек и свой минус. Если мужчинам большинство мелких нарушений режима сходит с рук, ими просто некому и некогда заниматься, то проступки женщин практически никогда не остаются без реагирования. Стоит зэчке «повиснуть на решке» - это значит забраться на подоконник и выглядывать в окно через решетку (куда ж деться от извечного женского любопытства), и это заметит бдительная надзирательница - последует наказание: выговор, лишение передачи, а в случае системы нарушений - и карцер. Поэтому, женский карцер редко пустует, хотя «тяжесть» женских правонарушений намного меньше мужских.

Бьют ли женщин в тюрьме? - вопрос, наиболее привлекающий внимание общественности. Да. Бьют. Бывает это, правда, довольно редко, и вряд ли это можно считать правилом, скорее исключением.

В тюрьму в основном попадают далеко не ангелы. Иная зэчка - агрессивная, педагогически запущенная психопатичная наркоманка и клептоманка - просто не понимает другого воздействия, кроме палки. Своими истеричными выходками она «доводит» сотрудников до того, что те ей сгоряча и «отвешивают» несколько ударов резиновой палкой пониже спины. Когда подобное происходит на фоне таких «высоких» эмоций, зэчка всегда успокаивается и никогда не держит обиду на «воспитателей», очевидно понимая, что все прошло в рамках справедливости. По крайней мере, в рамках тюремной справедливости. Это хоть и незаконно, но вполне соответствует «золотому» правилу педагогики: наказывать не человека, а проступок. Такие наказания никогда не порождают жалоб и нисколько не портят отношений тюремщиков с зэчками. Но бывает и другой вариант телесных наказаний, гораздо менее безобидный. Это когда идеологическая норма «зэчек бить можно и нужно» исходит от руководителей тюрьмы. Во главе СИЗО далеко не всегда оказывается грамотный, думающий и морально чистоплотный человек. Иногда этот чудо-начальник в трех словах резолюции делает четыре грамматические ошибки, а связать фразу может только с помощью грязного сквернословия. Нравственное здоровье - на уровне «образованности» и «культуры». Тюремный персонал копирует такое поведение, во всяком случае, не может противодействовать ему - зависимость от руководства слишком велика. Поэтому зачастую, когда зэчку наказывают за какой-то проступок, водворяя в карцер, к законному наказанию прибавляется незаконное: в порыве холуйского энтузиазма ее ставят «на растяжку», уперев руками в стену, раздвинув ноги, и избивают палкой по ягодицам. Ладно бы, если это являлось реакцией на какой-то гадкий поступок со стороны арестованной. Случалось, что женщина терпела такие издевательства только за то, что на выборах президента она как будто проголосовала не за «того» кандидата. Картина такой экзекуции унизительна и мерзка. Прежде всего унизительна для тех, кто эту экзекуцию проводит или одобряет. Но, к сожалению, большинство тюремщиков этого унижения не ощущает. Коль начальству нравится - значит, все правильно. Самое печальное, что обида на вопиющую несправедливость не забывается никогда. После такой «педагогики» никакой последующий воспитательный процесс не будет иметь положительного результата. Можно не сомневаться, что человек, попавший в тюрьму плохим, выйдет из нее еще хуже.

...Отношения зэчек с арестантами противоположного пола заслуживают того, чтобы их описывать не в прозе, а в стихах. Невозможность физического контакта наполняет их нежной лирикой и неистребимым романтизмом.

В тюрьмах, да и на свободе «гуляют» побасенки о том, как где-то, когда-то зэки пробили дырку в стене (как вариант - сделали подкоп), и через нее «ходили в гости» к зэчкам. Можно допустить, что в многовековой истории тюрем такие случаи бывали. Но бывали так давно и так редко, что, наверное, их не стоит считать правдой. Это всего лишь легенды. Тюремщики в массе своей порядочные ротозеи, но не настолько бездарны и ленивы, чтобы позволить зэкам безнаказанно ломать стены и гулять по тюрьме. Бытует еще один вариант таких слухов. Это когда надзиратели за определенную мзду сводили в одном помещении парочку заключенных. Такое действие более правдоподобно, но и оно не может осуществляться постоянно. В тюрьме никакие секреты не держатся. Обо всем становится известно если не на следующий день, то через неделю-другую непременно. Поэтому факт тайного свидания обязательно и быстро будет выявлен, а его организаторы и участники наказаны.

Опытные заключенные рассказывают, что такие свидания (правильнее было бы называть их случкой) иногда предоставлялись солдатами внутренних войск при этапировании в спецвагоне, или как его называют зэки «Столыпине». Эта версия имеет право на жизнь, в вагоне во время движения какой-либо внешний контроль невозможен, значит, нельзя исключить факт «любви» в туалете (это единственное помещение, куда можно вывести «влюбленных»).

Но, все равно, перечисленные варианты настолько нетипичны для неволи, что вряд ли заслуживают обсуждения. Характерное для тюрьмы проявление любви иное. Это нелегальная переписка, перекрикивание и разговор «на пальцах». Перестукиваться через стену, вопреки общепринятому мнению, зэки не умеют.

По тюрьме постоянно разными путями движется огромное количество «ксив» и «маляв» - писем и записок. Немалая доля их - лирическая переписка. Бывает, она поддерживается между мужчиной и женщиной, знакомыми по свободе: мужем и женой, подельниками, любовниками, но обычно Ромео и Джульетта друг друга не знают и видят только издалека через решетку окна и сетку прогулочного двора. Видят редко, смутно и нечетко, однако это не является препятствием для любви с первого взгляда. Через баландеров выясняется, какая камера сейчас гуляет в конкретном дворе, и чуть позже по «зэковской почте» туда направляется любовное послание.

То, что такие письма пишутся всей камерой - неправда. Зэки - живые люди и не склонны выворачивать наизнанку душу перед случайными соседями. Могут быть один-два подсказчика, да и то они приглашаются для усиления литературных качеств текста. А вот полуграмотные, витиеватые шаблоны используются часто, их просто переписывают, вставляя вместо Маши Клаву и подписываясь своей кличкой, реже именем. Бывает, в одну камеру двум дамам сердца попадают совершенно одинаковые признания в любви, написанные разными воздыхателями.

Ответ обычно не заставляет ждать, и эпистолярный роман развивается по всем законам жанра, растягиваясь иногда на многие месяцы и возбуждая нешуточные страсти - признания, разочарования, упреки, ревность. В общем, все как по настоящему. Когда сотрудники тюрьмы изымают и читают любовные письма, это их почему-то не умиляет, и влюбленных наказывают. Но для настоящей любви, а зэчки, находясь в условиях жесткой изоляции и опасности, всегда верят, что их любовь настоящая, это непреграда. Наоборот, наказания возвышают любовь по переписке, придавая ей привкус страдания и жертвенности.

Время от времени визуальный контакт между влюбленными повторяется. В ожидании и предвкушении его женщины не просто выходят на прогулку, они выходят на свидание. Они наряжаются и ярко красятся, к прогулочным дворам движутся походкой моделей по подиуму, неспешно, нехотя, понимая, что сейчас находятся в центре мужского внимания, и растягивая время триумфа. Глаза «стреляют» по окнам мужских корпусов в надежде увидеть восторженный взгляд и услышать приветствие.

Так как в самом дворе трудно себя показать, слишком много поверх него напутано решеток и сеток, то именно движение от корпуса к дворам и обратно является самым важным элементом женской прогулки. Ради этой пары минут и устраивается спектакль. Оказавшись в тюрьме, арестанты умело приспосабливаются к ее условиям и учатся максимально полноценно жить в них. Одна из иллюстраций к сказанному - быстрое овладение навыками общения при помощи жестов. Никто не знает, насколько этот язык соответствует настоящей азбуке глухонемых, но для тюрьмы его вполне хватает. Зэчки, если им не препятствуют надзиратели, могут часами «висеть на решке» и упоенно «разговаривать» с поклонником. Преимуществом такого диалога является его непосредственность, а также то, что сотрудники в основном не понимают эту азбуку. Им ей учиться лень, они в ней потребности не испытывают. А те редкие тюремщики, которые могут читать «по пальцам», все равно делают это медленно и за разговором не успевают. Поэтому «на пальцах» передаются наиболее тонкие и интимные детали любовных отношений.

...Если женщина в тюрьме - явление уродливое, то еще более уродливым является нахождение в СИЗО несовершеннолетних девочек. Судьи очень неохотно принимают решения о содержании малолеток под стражей, но, бывает, иное решение принять просто невозможно, и маленькая преступница попадает «на нары».

Девочек-малолеток мало, и держать для них несколько камер невозможно, а содержать всех в одной нельзя - они могут «проходить» по одному уголовному делу, например. Малолетки всегда «сидят» со взрослыми, которых в тюрьме называют «мамочки». «Мамочек» подбирает администрация из женщин, привлекающихся за совершение не тяжких преступлений и положительно характеризующихся. Воровок, наркоманок и «правильных блатных» среди них не бывает, в основном это женщины с хорошей в прошлом репутацией, совершившие должностные или хозяйственные преступления. Насколько они справляются с такой специфической ролью воспитателей - большой вопрос. Случается, «борзые» малолетки так активно «пьют кровь» у мамочек, что те вынуждены проситься о переводе в другую камеру.

Тюремная администрация уделяет несовершеннолетним максимум внимания. С ними рядом воспитатель и психолог, их изучают, их поведение корректируют, с ними постоянно кто-то работает. Одна из камер переоборудована под учебный класс, куда приходят профессиональные учителя. Такое обучение, конечно, нельзя сравнить со школьным, но все же оно в какой-то мере компенсирует отставание в образовании и отвлекает от вынужденного безделья.

Питание малолеток предусмотрено более калорийным и разнообразным, чем взрослая пайка, но это далеко не всегда соблюдается - нет средств. Да и завезенные в тюрьму дефицитные продукты, такие как масло или творог, могут не попасть к подросткам. По цепочке склад-пищеблок-камера «летает» много «голодных чаек», которые охотно поедают детские пайки.

В тюрьму попадают в основном девочки-подростки из неблагополучных семей, педагогически запущенные и зачастую психически неуравновешенные. Нередко они ссорятся между собой по своим еще детским поводам. «Мамочки» их мирят, и поэтому до потасовки дело не доходит. Хотя бывает, что иную слишком неуживчивую девочку администрация переводит в «нормальную» взрослую камеру «на воспитание». Закон это запрещает, но практика показывает - польза стопроцентная. Там ее никогда не обижают, и оказавшись рядом с умными, опытными и жесткими зэчками, малолетка всегда занимает подчиненное положение и успокаивает свои подростковые амбиции. Копируя старших подруг по несчастью, несовершеннолетние активно включаются в тюремные романы: «гоняют ксивы» своим сверстникам и взрослым зэкам и часами «висят» на окне, перекрикиваясь, и с помощью пальцев оживленно общаясь с мужским населением тюрьмы. Беды от таких романов никакой, неокрепшие души при этом не травмируются. А вот польза налицо - волей-неволей приходится развивать навыки письма, сочинять текст и цитировать стихи.

...Самая печальная картина в СИЗО - это дети, родившиеся за решеткой или попавшие туда вслед за арестованной матерью. Эти маленькие люди содержатся в тюрьме, не успев совершить в своей жизни не только плохих, а вообще никаких поступков. Для точности необходимо сказать, что рожают зэчки не в тюрьме, а в обычном роддоме, просто рядом всегда присутствует конвой.

Если доброе отношение администрации к заключенным женщинам имеет оттенок показухи, так как вызвано не сердечностью, а необходимостью выполнять современные международные нормы их содержания, то отношение к матерям и детям по настоящему доброе.

Они окружены вниманием и заботой, им предоставляется самая чистая, светлая и теплая камера. Если зимой тепла не хватает - в камеру ставят электрообогреватель. Бытовые условия - на порядок выше, чем в обычных камерах. Детки и мамы находятся под постоянным медицинским контролем, им передают от родственников или покупают необходимые продукты, детские вещи и игрушки. Мамам предоставляют дополнительную прогулку, на которую они вывозят детей в колясках. Все почти как на свободе. Но тюрьма остается тюрьмой. В камере, где содержатся дети, так же, как и везде, делают обыски, мам время от времени уводят на допросы и свидания с адвокатом, передачи тщательно проверяются. Когда маму вывозят в суд, она старается взять ребенка с собой, чтобы «выдавить слезу» у судьи, хотя в камере содержится заключенная, выполняющая функции няни. Если в тюрьму приходит православный батюшка, он крестит новорожденных, но крестными родителями всегда оказываются люди в погонах. Идиллии в тюрьме не может быть в принципе, и иногда трогательная картинка «детского садика» делает неожиданные отвратительные гримасы. Тюрьма всегда найдет повод лишний раз продемонстрировать, что она - нравственная клоака общества. Дети, находящиеся за колючей проволокой, абсолютно невинны, чего не скажешь об их матерях. Они попадают сюда за совершение самых разных, иногда жестоких и отвратительных преступлений. Рождение ребенка, к сожалению, не всегда изменяет личность матери в лучшую сторону. В какой-то момент, смекнув, что ребенком можно умело спекулировать, что ее никогда не посадят в карцер, не лишат очередной передачи и уж, тем более, никогда не побьют, такая мама начинает «творить чудеса», нарушая режим направо и налево и откровенно издеваясь над сотрудниками. При этом ребенку она уделяет гораздо меньше внимания, чем своим нездоровым интересам. Беседы воспитательного характера успеха не имеют, предупреждения и угрозы игнорируются. Мучения тюремного персонала прекращаются только тогда, когда наконец-то при первой возможности маму с чадом этапируют в колонию.

Бывало, что содержание женщины с ребенком сталкивало администрацию с проблемой, от которой у неподготовленного человека волосы на голове встанут дыбом. Молодая незамужняя студентка, тайно родив, в тоске перед ханжеской моралью общества и от материальной безысходности, как петля затянувшейся на ее шее, выбросила младенца в мусорный бак. Увы, знакомая история. Благодаря случайным неравнодушным прохожим и врачам ребенок выжил, а его мать посадили. Но так как преступница не была лишена родительских прав (а это очень долгий процесс), то ребенка в соответствии с законом передали ей. Ото дико... но законно!

А теперь представьте себя на месте сотрудниц тюрьмы, которые в большинстве сами матери, опасающихся в любую минуту нового покушения мамаши на жизнь беспомощного дитя. К счастью и к чести персонала, подобное никогда не происходило. То ли неусыпный контроль действовал, то ли у несостоявшейся детоубийцы просыпался материнский инстинкт, но все заканчивалось относительно благополучно.

...Настоящим «украшением» тюрьмы являются второходки - рецидивистки. Слово «второходки» применяется только к женщинам, рецидивисты-мужчины называются «строгачами» или «особистами» - по устаревшим названиям режимов в колониях. Термин «второходки» - обобщающий, под это определение подпадают те, кто оказался в тюрьме во второй раз, и те, кто в седьмой.

Для второходок тюрьма - дом родной. У них совершенно отсутствует страх перед ней, они моментально адаптируются, едва попав в камеру, устраивают быт, знакомятся, радостно встречаются с бывшими сокамерницами, наметанным глазом изучают обстановку и особенности взаимоотношений между зэчками.

Чтобы разузнать все тюремные новости и изменения, происшедшие за пару лет своего отсутствия, второходке достаточно нескольких часов. Поэтому через день-два после «заезда на тюрьму» она себя чувствует как рыба в воде. Вроде и не уходила. Сотрудники женского корпуса встречают бывшую подопечную вполне приветливо, как старую знакомую - с человеком, которого давно знаешь, всегда легче работать. Отношения в камере между зэчками у второходок заметно отличаются от тех, кто находится в тюрьме впервые. Здесь всегда имеется жесткая иерархия, вершину которой уверенно и прочно занимают более опытные и авторитетные преступницы. (Слово «авторитет», часто используемое применительно к зэкам-мужчинам, к зэчкам никогда не применяется). Одна - две таких смотрящих, или как их еще иногда называют, рулихи (от мужского - руль) действительно «держат» камеру. Все остальные подчиняются им почти беспрекословно, опасаясь прямого конфликта - могут и побить.

Администрации такое положение вещей всегда на руку. Явного беспредела у второходок не бывает, женщины гораздо меньше мужчин склонны упиваться властью, а управлять населением камеры намного проще. Не нужно тратить время на общение с каждой зэчкой, «ковыряние» в ее проблемах, внушения ей каких-то истин. Достаточно поговорить со смотрящей, и нужная цель будет достигнута.

Второходки не только внутренне, но и внешне отличаются от тюремных новичков. Обычно это довольно молодые или моложавые «дамы» с резким прокуренным голосом и характерной «блатной» интонацией, возникающей от привычного легкого кривлянья при разговоре. Лексикон соответствует тюрьме, хотя, общаясь с сотрудниками, они стараются говорить «по-нормальному». Получается это не всегда, привычные слова и словосочетания все равно проскальзывают, особенно при волнении. Истеричные черты, присущие в какой-то мере всем женщинам, у рецидивисток получают активное развитие. Все они явные истерички и психопатки, в особенности, если на свободе увлекались наркотиками и алкоголем. Манеры их поведения довольно типичны, они развязны, дерзки и, как будто, уверены в себе. Во всяком случае, стараются произвести именно такое впечатление на окружающих.

Выглядят второходки всегда чуть старше своих лет, сказываются опасная блатная жизнь, нездоровые пристрастия и тяготы тюремного существования. Наиболее отличительная их черта - взгляд. Чуть исподлобья, быстрый, цепкий, внимательный, моментально «фотографирующий» объект, он всегда ускользает, уходит в сторону, стоит только перехватить его и попытаться заглянуть второходке в глаза. По этому взгляду люди, много контактировавшие с преступницами, - милиционеры, тюремщики - безошибочно распознают их на свободе. Впрочем, «встречное» узнавание тоже стопроцентное.

В тюрьму рецидивистки попадают, в основном, за кражи или наркотики. Какие-то нестандартные преступления они совершают редко. У многих из них есть дети, иногда уже взрослые, мужей почти никогда не бывает. Передачи от родственников они получают не часто, обычно их приносят пожилые нездоровые бедно одетые матери, измученные своей несчастливой долей. Зачастую приносить передачи просто некому, как это говорится на казенном языке: полезные социальные связи утрачены. Но голодом второходки не мучаются. По неписаным тюремным законам - понятиям камеры, где сидят первоходки, всегда хорошо снабжаемые продуктами питания, делятся с рецидивистками, используя для этого целый набор нелегальных каналов межкамерного общения.

Вот у кого развита лесбийская любовь, так это у второходок. Она носит характер не только физиологических контактов, но и психологических связей и социальных союзов. Партнерши практически всегда продолжают свои отношения в колонии и зачастую на свободе. Такая связь может длиться много лет.

«Заехав на тюрьму» и узнав, что в соседней камере находится ее бывшая «подруга», рецидивистка принимает все меры, чтобы оказаться рядом с ней. Так как переводы между камерами - «епархия» оперуполномоченного, приходится идти на сделку - «сдавать» подельников и приятелей, оставшихся на свободе и «сливать» информацию, полученную из бесед с сокамерницами. Подобное никогда не становиться нравственным препятствием для второходки, и «возлюбленные» оказываются вместе.

Непосредственные лесбийские контакты происходят не на глазах у всей камеры, для этого занавешивается угловая кровать или купе, хотя, естественно, звуки слышны всем. Некоторым зэчкам это не нравится (далеко не все из них поддерживают и одобряют такие отношения), но препятствовать акту они не смеют, так как тюремная мораль подобное поведение не осуждает. Администрация же на лесбийскую любовь смотрит сквозь пальцы, пусть занимаются на здоровье, лишь бы не бузили. «Зэковская почта» «работает» на удивление надежно, быстро и бесперебойно. Профессиональные преступницы (а, надо признать, что воровать и торговать наркотиками действительно профессиональное занятие этих людей) знают практически все о своих подругах, приятельницах и просто женщинах, с которыми приходилось сталкиваться в местах заключения. Находясь на свободе или в тюрьме, они прекрасно осведомлены о том, кто вышел замуж, кто сидит в какой колонии, кто недавно «откинулся» и кто скоро попадет за решетку вновь.
* * *
Если не вникать в суть явления, а просто наблюдать со стороны за женщинами в тюрьме, то выглядит это довольно забавно. Если же в суть вникнуть - становится страшно, особенно когда понимаешь, что пройдет немного времени, и на место этих зэчек придут другие, пока еще невинные...

...Лучше бы они сюда не попадали никогда.

Если вам довелось рожать в тюрьме, то вы получили исключительную возможность узнать массу таких подробностей, которые даже не снились другим женщинам: можно ли рожать в наручниках и присутствует ли при родах охрана; сколько времени роженица остается в роддоме и каким образом ее отвозят назад в изолятор; обыскивают ли младенца, когда он с матерью выезжает на суд; склоняют ли беременную к аборту; может ли мать воспитывать своего ребенка, если ей разрешили взять его в колонию, и многое, многое другое.

Беременные содержатся в общих камерах - душных, прокуренных, - кормят их той же самой пищей. В больницу роженицу обычно отвозят при первых схватках, если заключенные успевают сообщить об этом администрации. Везут в “автозаке” или на “скорой помощи”, но всегда под конвоем. В некоторых случаях рожающую женщину могут доставить и в наручниках. После родов содержащаяся в трудколонии женщина должна через два месяца приступить к работе. Ребенок остается в больнице положенное время – 5-6 дней, а потом, если он здоров, его возвращают матери. С этого момента, или чуть раньше, мать начинает жить в отдельной, приспособленной для таких случаев камере, в которой могут находиться только беременные или кормящие. Так написано в “Законе о содержании под стражей”. Но, как и многое другое, предусмотренное этим актом, чаще всего остается простой декларацией, благим намерением, из тех, которыми вымощена дорога…в ад.

Если у матери нет грудного молока, администрация помогает ей с искусственным питанием. Однако известен случай (это произошло в архангельском СИЗО), когда мать, потеряв молоко после падения с верхнего яруса, не могла добиться от администрации искусственного питания, и была вынуждена в течение двух недель кормить двухмесячного ребенка жеваным хлебом. Это вызвало бунт в тюрьме и тогда администрация была вынуждена изыскать средства для покупки молочных смесей.

Мать в СИЗО практически не разлучается с ребенком, ей некому его оставить, некому передать на время. Единственная возможность временного отдыха матери - это отправка ребенка в больницу.

По достижении ребенком трехлетнего возраста его разлучают с матерью. Никаких обычных на свободе социальных льгот и социального обеспечения беременные и женщины с детьми в заключении не имеют. В целом можно сказать, что положение женщин в СИЗО и трудколониях во многих отношениях оказывается хуже, чем у мужчин. Следствие - распад всей ткани нормальной жизни, т. е. распад семей, неумение обращаться с ребенком, распад отношений с детьми и т. д.

При выезде матери на суд ребенка могут подвергнуть обыску по той же причине. Сложности оперативной обстановки, по правде сказать, заключаются в межкамерных и межличностных связях подсудимых и подследственных. Иными словами, записку “мамочка” может передать, или еще чего. А такого быть не должно. Так уж повелось, что интересы следствия важней интересов ребенка. Хотя здравый смысл подсказывает, что неправильно это, что не может так быть, чтобы невинное дитя самые первые и самые важные месяцы и годы жизни провело …в аду. Даже если его мать и не ангел.

Условия содержания матерей с малолетними детьми в местах лишения свободы
Ст. 100 УИК:
1. В исправительных учреждениях, в которых отбывают наказание осужденные женщины, имеющие детей, могут организовываться дома ребенка. В домах ребенка исправительных учреждений обеспечиваются условия, необходимые для нормального проживания и развития детей. Осужденные женщины могут помещать в дома ребенка ИУ своих детей в возрасте до трех лет, общаться с ними в свободное от работы время без ограничения. Им может быть разрешено совместное проживание с детьми.
2. С согласия осужденных женщин их дети могут быть переданы родственникам или по решению органов опеки и попечительства иным лицам, либо по достижении детьми трехлетнего возраста направлены в соответствующие детские учреждения.
3. Если ребенку, содержащемуся в доме ребенка исправительного учреждения, исполнилось три года, а матери до окончания срока отбывания наказания осталось не более года, администрация ИУ может продлить время пребывания ребенка в доме ребенка до окончания срока отбывания наказания матерью.
4. Осужденные беременные женщины и осужденные кормящие матери могут получать дополнительно продовольственные посылки и передачи в количестве и ассортименте, определяемых медицинским заключением. Осужденные беременные женщины, осужденные женщины во время родов и в послеродовой период имеют право на специализированную помощь.
(в ред. Федеральных законов от 08.12.2003 N 161-ФЗ, от 14.07.2008 N 112-ФЗ)

“Мамочки” или “мамки” - самая одиозная часть женского тюремного населения. О них говорят с легкой иронией, или даже совсем неодобрительно. Их считают тяжелой обузой пенитенциарной системы – ведь по закону они не обязаны работать, чтобы прокормится; их нельзя водворять в карцер или штрафной изолятор даже за серьезные провинности; их нельзя сковывать наручниками при этапировании; им нужны специальные камеры и особые условия.

Впрочем, все эти сложности служители закона легко обходят. К примеру, если “мамочку” нужно наказать, ее ребенка помещают в больницу, независимо от состояния здоровья, а ее, соответственно, в карцер - это в том случае, когда она находится в следственном изоляторе. А если она отбывает наказание в колонии, то и таких сложностей не возникает – ведь матери в исправительных заведениях живут отдельно от детей.

Основные упреки, обращенные в адрес матерей-заключенных можно сформулировать так: “Они прикрываются детьми”, или “Они рожают, чтобы облегчить себе условия”, “Дети им не нужны!”, “ Мамочки” - это не матери”, “Они бросают своих детей”.

Но если вдуматься в эти упреки, и даже допустить, что они справедливы в 90% случаев, то, почему-то, в голову приходят истории из обычной, “мирной” жизни, когда женщины рожают, чтобы привязать к себе мужа, или, даже, чтобы получить большую квартиру для семьи. Все это кажется сущей ерундой по сравнению с теми трудностями, с которыми женщина сталкивается в местах лишения свободы. То есть, материнство, как форма защитной реакции, гораздо уместнее и понятней именно в таких бесчеловечных условиях. Тем более, если эти условия созданы государством. Значит, оно, в определенной степени, и в ответе за причины и следствия тюремного материнства.

Тяжела жизнь за решеткой – тюрьмы переполнены, в них недокорм, туберкулез, отсутствие свежего воздуха и нормальной медицинской помощи. Но женщине вдвойне тяжелей – ко всему, у нее в организме происходят непрерывные циклические процессы, которые влияют на психику, вызывают взрывы эмоций, а то и беспричинной агрессии. Эти же процессы требуют дополнительных гигиенических условий, которые в наших тюрьмах не предусмотрены – часто в камерах нет горячей воды, не говоря уже о душе, гигиенические же принадлежности получают, в основном, те женщины, у которых есть родственники на воле, а таких немного. Законом выдача таких принадлежностей не предусмотрена – в этом можно усмотреть либо полное невежество законодателя, либо злой умысел. Вот и приходится рвать на тряпки собственную одежду, или тюремное добро – простыни, потрошить матрасы.

Существуют выезды за пределы изолятора - на суд или следственные действия, сопровождающиеся изощренными обысками, а в отдельных местах и обысками на гинекологическом кресле – трудно представить что-либо равное этому по степени унижения и антисанитарии. Контролеры с дубинками, “веселые ребята” с собаками, склоки и драки в переполненных камерах.…И все это длится месяцами, а порой и годами. На суд “мамочки” ездят чаще всего с детьми, ребенка непросто кому-нибудь оставить. Хотя были сообщения о том, что ребенка “можно оставить сокамернице по доверенности”, “медсестре”. По мнению некоторых, ребенка нередко берут в суд, рассчитывая на смягчение приговора.

В специализированном СИЗО для женщин, а у нас появились и такие учреждения, условия в таких камерах заметно лучше. Они живут по 8-12 взрослых, и, соответственно, детей, в камере, рассчитанной на 44 человека, на деле же – на 60-70 человек. Они гуляют два раза в день. Они могут готовить еду своим детям, укладывать их спать. Им выдают детское питание и даже памперсы. Но в камере нет дневного света – окна с внешней стороны закрыты “ресничками”, хотя это запрещено все тем же законом.

Теперь каждый легко представит себе состояние женщины, которая, узнав о своей беременности в изоляторе, не делает аборт, что тоже совсем не просто в тюремных условиях, а начинает ждать ребенка, о котором думает, как о своем спасителе. Ей трудно, очень трудно – почти всю беременность женщины живут в “общаках” – в общих камерах, в которых порой одновременно находятся до 70-80 человек одновременно, гуляют вместе со всеми по часу в день, а остальное время дышат воздухом, в котором нет кислорода. Питание чуть лучше, чем у других, но это почти нельзя серьезно принимать в расчет. Однако теперь с ней уже не смеют обращаться, как с бессловесной скотиной – это значит, что она получила, наконец, права и привилегии, дарованные ей законом и конституцией.

Совсем уже за пределами здравого смысла находится практика осуществления материнства в исправительных учреждениях. Матери не в состоянии реализовать законом им данное право воспитывать детей по месту отбывания наказания, потому что им не разрешено жить вместе с детьми. Кто и когда решил разделить их локальными зонами, построить детское учреждение в пенитенциарном учреждении, и лукаво назвать его Домом матери и ребенка? В нем нет места для матери. Поэтому назвать его можно только домом ребенка, а так называются детские дома для грудных и малолетних сирот.

Большинство матерей могут приходить сюда два раза в день, чтобы вывести своего малыша на прогулку. И это все. Исключение составляют кормящие, но, по мнению детских тюремных врачей, кормят матери здесь не долго, 2-3 месяца, а то и сразу без молока. Да это и не удивительно – стрессы. Причем, чем больше “мамочка” печется о ребенке – тем хуже ее дела. Только те матери, чьи дети долго и тяжело болеют, так, что их нельзя держать с другими детьми, получают редкостную возможность жить вместе со своим младенцем, заботиться о нем, кормить, пеленать, укладывать спать и просыпаться ночью, чтобы убедиться, что ему тепло и удобно.

Интересно организован и адаптационный период по прибытию матери с малышом в колонию. Их разделяют на три-четыре недели якобы для карантина, но на деле, чтобы отучить ребенка от матери, с которой он был неразлучен с самого рождения.

В настоящее время в наших местах лишения свободы содержится более 700 беременных женщин и матерей с детьми до 3-х лет. Это чуть больше 1% всех женщин-заключенных, и около 0,05% всего тюремного населения России. Кажется, что их немного, но это более чем в три раза больше количества всех женщин-заключенных в Норвегии, или равно тюремному женскому населению Польши. 20% этих женщин находится в следственных изоляторах, еще 30% - осуждено на срок от 3 до 4 лет, более 20 – на срок от 5 до 7 лет – это значит, что ребенок, достигший 3-х лет, будет отправлен в детский дом или к родственникам, а мать останется досиживать срок, если не получит условно-досрочного освобождения. Более 45% из них - осуждены за кражу; 20% - за разбой и грабеж, 15% -по статье 228, связанной с наркотиками; 14,2% - за убийство, в том числе и за превышение мер необходимой защиты; 4% - за нанесение тяжких телесных повреждений.

Женская преступность по своему характеру заметно отличается от мужской. Женщины гораздо реже совершают преступления ради наживы. Грабежи, разбои, убийства с целью завладением чужим имуществом - не женские преступления. А вот грубо насильственные действия бытового характера: убийства на почве ревности, мести, тяжкие телесные повреждения - типично «женская доля» в уголовной статистике.

По мнению психологов и криминалистов, это явление, казалось бы, противоречащее женской природе, имеет объяснение. Женщины отнюдь не предрасположены к садизму и крайней жестокости. Просто они очень эмоциональны, и зачастую их разум оказывается неспособным управлять сильными и яркими отрицательными чувствами: гневом, ревностью, смертельной обидой. В результате жертвами женского насилия становятся, как правило, их близкие люди: неверные мужья и любовники, любовницы мужей, садисты-отцы, домашние тираны-сожители...

Но, совершив преступление «в порыве страсти», женщины в дальнейшем проявляют удивительные последовательность и жесткость. В отличие от преступников-мужчин представительницы слабого пола не бросаются лить слезы, каяться и рвать на себе волосы. Даже зная о перспективе сурового наказания, женщины-убийцы в большинстве случаев считают, что поступили правильно.

Взаимоотношения между зэчками в каждой камере складываются по-разному, в зависимости от специфики подобравшейся «публики», но в целом нейтрально и бесконфликтно. В отличие от мужских камер, где постоянно происходит борьба за лидерство (эта борьба всегда подлая, а иногда и беспощадная), у женщин обстановка гораздо спокойнее. Обычно в коллективе имеется одна смотрящая, которая «держит камеру».

Впрочем, выражение «держать камеру» не совсем точно, по сути, оно гораздо менее грозно, чем по звучанию. Просто смотрящая следит за порядком, контролирует очередность и качество уборки, аккуратность в быту и соблюдение мирных взаимоотношений.

Люди, неопытные в отношении тюремной действительности (к счастью, опытных в этом вопросе не так много), иногда в разговорах затрагивают тему лесбийской любви в среде заключенных. Обычно такие обсуждения сопровождаются перечислением красочных подробностей, официальной же информации по этой теме нет.

На самом деле все обстоит гораздо более скучно и неинтересно. В следственном изоляторе лесбийские отношения возникают и поддерживаются теми, кто уже ранее отбывал наказание в местах заключения, так называемых второходок, да и то далеко не у многих.

Между женщинами, впервые попавшими в тюрьму, такие отношения не возникают практически никогда, как бы это ни разочаровывало любителей клубнички. Есть нормальные женские отношения, основанные на необходимости общения, взаимной симпатии, доверии и доброте.

Известно, что страсть к приобретению новой одежды у женщин неистребима. Тюрьма дает убедительное подтверждение этой истине. Здесь нет бутиков, шопов и базаров. Казалось бы, новым вещам взяться неоткуда. Не тут-то было. Женщины постоянно обмениваются между собой вещами.

Бывает, дорогую кофточку легко отдают взамен на дешевую, только бы обновить свой гардероб. Импортную косметику меняют на отечественную, лишь бы придать унылой жизни ощущение новизны. Через сотрудников и баланду обмен происходит и между камерами. Женская природа оказывается сильнее страха, наказаний и суровых тюремных законов.

Комментарии: