Как я работал в английской психушке

Подписывайтесь на Телеграм-канал @good_collection


Кого можно встретить в психиатрических лечебницах, как проходят дни сотрудников и как выявляют симулянтов.

Студент бросил учебу в медицинском и уехал работать в психиатрическую больницу в районе Кембриджа.

Работать в психиатрической больнице начал случайно. В университете были проблемы. Хотел отдохнуть от учебы, денег заработать, сам пожить. У меня тетя работала в психбольнице в Англии. Она и помогла мне с трудоустройством. Так как у меня польское гражданство, я мог поехать туда в любой момент. Все решилось за неделю.

Я работал healthcare worker (медицинский работник). Особенные навыки на этой позиции не нужны, только гражданство Евросоюза, совершеннолетие, среднее образование и знание английского. Нужно было еще пройти 2-х недельный курс. Зарабатывал минимум 1500 фунтов в месяц; по большим праздникам была двойная ставка. Новый год проводил в больнице. Денег хватало на все. Работать я начал в 18 лет. Первое время раздражало предвзятое отношение других сотрудников: приезжий, к тому же молодой. В Англии в этом возрасте только школу заканчивают. В больнице проработал полтора года.

В Англии психиатрические больницы — это бизнес. На больных очень много зарабатывают: на каждого государством в день выделяется одна сумма, а тратится другая. Пациенты получают социальные выплаты, по 700 фунтов в месяц. Государство помогает с трудоустройством человеку, который вышел из больницы.

БОЛЬШИНСТВО ПАЦИЕНТОВ В БОЛЬНИЦЕ, ГДЕ Я РАБОТАЛ, БЫЛИ ПРЕСТУПНИКАМИ. НО ЭТО НЕ АФИШИРУЕТСЯ. ДАЖЕ РАБОТНИКИ НЕ ВСЕГДА ОБ ЭТОМ ЗНАЮТ. В ОТДЕЛЕНИИ ЗАПРЕЩЕНО ЭТО ОБСУЖДАТЬ. ХОТЯ САМИ БОЛЬНЫЕ ИНОГДА РАССКАЗЫВАЮТ, ЗА ЧТО ТАМ ОКАЗАЛИСЬ.

Очень богатый мужчина на деньги родителей 40 лет ездил по миру и совращал детей. Его поймали лет 15 назад, ему уже около 60. Другой собрал нескольких детей, вывез в лес, совратил, и голову им разбил.

Больница находится в сельской местности, прямо за границей небольшого поселка. Никаких заборов вокруг отделений нет, только высокие кусты, но через них пробраться практически невозможно. Специальной охраны тоже нет. Большинство больных находятся под препаратами, они не агрессивные. Три раза в день принимают лекарства. Но в то же время есть законы, по которым пациент может отказаться от препаратов. И некоторые это делают. Только если медсестра решит, что человек опасен, она может их насильно вводить ему. Если происходит что-то серьезное, полиция приезжает за 2 минуты.

Вся защита — внутри. На входе в корпус сидит женщина в комнате за бронированным стеклом и дверью, которая открывается только изнутри. Вход только по пропускам. Это очень контролируется. Дальше помещение для сотрудников, где они оставляют свои вещи. С собой в отделение проносить практически ничего нельзя, телефоны нужно оставлять там. У меня была только электронная книга. Иногда возле входа проверяли персонал. Но мы не знали, в какой именно день это будет.

В больнице практически все помещения закрыты на ключ, то есть доступ есть только у персонала.Специальную форму нам не выдавали. Только бейджи. Нужно быть в рубашке, в штанах и в туфлях. Нельзя ходить в джинсах, кроссовках, в кофтах с капюшоном. Но я ходил. Мне ничего не говорили. В отделении большинство — неквалифицированный персонал. Но всегда есть 2 медсестры, 2-3 дежурных доктора. Они делают ежедневные плановые и внеплановые осмотры, разговаривают с пациентами.

Для контроля пациентов условно делят на уровни. На первом уровне больного нужно контролировать каждый час. На втором – каждые 15 минут, и записывать все, что он делает.На третьем работника привязывают за определенным пациентом на 24 часа. Ты должен ходить за ним, держать на нем взгляд. И на четвертом нужно быть возле него на расстоянии вытянутой руки. Даже в туалете и в душе. Для таких пациентов выделяли по 2 работника.

На четвертый уровень больного переводят не всегда из-за того, что он опасен, а потому, что другие опасны для него. Например, был провокатор, всех подстрекал, подставлял, и другие хотели ему отомстить. Обычно переходят после инцидентов, на недели две ставят на 3 или 4 уровень. Если больной ведет себя нормально, его «опускают» сначала на 2, потом на 1 уровень. У нас в отделении не было особо буйных, потому что они были под препаратами. На других было много таких, за которыми нужно следить постоянно.

В больнице есть мужское и женское отделения. Я работал в мужском, но несколько раз меня ставили и в женское на ночную смену.

ОДНАЖДЫ, КОГДА Я ПРИШЕЛ НА РАБОТУ, ОДНА ПОЖИЛАЯ ПАЦИЕНТКА ВЫЗВАЛА ПОЛИЦИЮ, ПОТОМУ ЧТО, ПО ЕЁ СЛОВАМ, Я БЫЛ ТЕРРОРИСТОМ И ПОДЛОЖИЛ БОМБУ. ЭТО БЫЛ НЕ ПЕРВЫЙ СЛУЧАЙ, ОНА ЧАСТО ТАК ДЕЛАЛА.

У каждого пациента есть своя комната. В двери окошко, которое приоткрывается со стороны коридора. Нужно было делать осмотр каждые полчаса. Камер в палатах нет, только в коридорах. Больной может иметь свой телевизор. Действует запрет на порнографию. У некоторых есть Хbox или PlayStation, музыкальные центры. В больнице есть библиотека с DVD, с играми для приставки и книгами. Правда, читают они редко. Вещи личной гигиены, шампуни, гели для душа, бритвы находятся под замком. Нужно записывать, кто, что и во сколько отдал. Нельзя заставить пациента принимать душ. Если человек не хочет, он не моется. Один не стирал одежду, ходил в одном и том же. Только лежал на матрасе и пил чай.

День у меня проходил в зависимости от того, на какой смене я работал. Дневная – сложнее. В больнице есть график, которому нужно было всегда следовать. В 8 утра начинается завтрак. Еда не особенно вкусная, но по качеству хорошая. Есть разнообразие. И сотрудники, и пациенты могут выбирать себе меню. Раз в неделю у всех спрашивают, что они хотели бы есть следующие семь дней. Можно выбрать еду, например, в зависимости от религиозных или других убеждений. Во время приемов пищи есть и ножи, и вилки, но за этим нужно внимательно следить. Однажды один больной, во время того как выходил повар, взял нож и выбежал в коридор для персонала.

После завтрака кто хочет, может выйти на перекур. Для этого есть специальное место, огражденное пятиметровым забором. Каждое утро приносят газеты, которые персонал целый день потом ищет. Все хотят почитать, потому что очень скучно, а больные их прячут, чтобы нам не досталось. Потом мы находим газеты в унитазе.

В свободное время до обеда, пациенты могут заниматься своими делами. Телевизор смотрят, играют на приставке. Один целый день стоял перед зеркалом и читал рэп, другой в наушниках просто ходил из одного конца комнаты в другой. Были и те, кто любил рисовать. Ручек, карандашей ни у кого нет. Пациент может взять их только на время. Многие сами с собой разговаривают. Это очень распространено. Между собой тоже общаются, но друг другу не доверяют. Есть «шестёрки», у них все сигареты стреляют, ими помыкают другие.

После обеда в определенные дни пациентов собирают, чтобы пообщаться с ними. Они обсуждают с главным врачом или медсестрой, что бы они хотели делать на неделе. В больнице есть спортзал. Правда, для занятий тоже нужно получить разрешение. Пациенты могут ходить на кружки. Есть компьютерные курсы, огородничество, садоводство. На территории больницы разводят животных: кроликов, свиней. Больные за ними ухаживают. Но только те, кто уже идет на поправку. Есть пациенты, которым дают доступ к интернету. В отделении есть один общий компьютер, за который по разрешению можно сесть под присмотром персонала. Но все местные социальные сети в больнице заблокированы.

Ночная смена — это проще. Хотя ночью больные не спят. Часто скандалы устраивают. Обычно тихо становится только в 4 утра.

В отделении есть небольшой магазин. Там продают товары первой необходимости. Пациентам дают разрешение раз в неделю съездить в город, купить что-то себе. Обычно в сопровождении 2 работников. В основном, они ездят в магазин за одеждой. И в их интересах вести себя нормально. Большинство знают, что если будут плохо себя вести, их больше не выпустят. Некоторые могут поехать в город даже без сопровождения, но только те, кто уже выздоравливал. Это разрешение получить почти невозможно. В моем отделении такого не было ни разу. Только у тех, кто на реабилитации, был свободный выход практически в любое время дня. Они жили в небольших домах – бунгало, по 3-4 человека. За ними был закреплен один надсмотрщик. Но в пол 8 вечера они должны обязательно быть в доме.

На улицу пациенты выходить сами не могут. Только в сопровождении персонала. При входе и выходе их проверяют металлодетектором. На прогулку по территории больницы может выйти одновременно один человек из одного отделения. Бывало такое, что на улице пациенты сбегали: били по ногам или толкали работника. Об этом сразу нужно по рации сообщать. Если не получается словить их самостоятельно сразу, подключается полиция. Беглецов всегда находили. Так как был выход в поля, они туда и бежали. Потом по дороге вверх на железнодорожную станцию. В первую очередь полиция проверяет именно её.

О посещении пациента нужно договариваться за недели две. Но это зависит от отделения, и от больного. В основном, к пациентам приезжают родители. Семьи есть мало у кого. В моей практике не было такого, чтобы к больному приехала жена с детьми, например. Знакомых и друзей обычно не допускают. Есть специальная комната для посещений. Мы не слушаем, о чем говорит пациент с посетителями.  Обычно я садился за дверью, но иногда нужно было присутствовать при встрече, смотреть, что делает больной. Зависит от уровня. Посетителей мы не можем проверять, но мы обязательно должны знать, что они привезли больному, и что он проносит в отделение. Однажды знакомые пациенту наркотики пытались передать.

БЫВАЮТ СИМУЛЯНТЫ. БЫЛ У НАС В ОТДЕЛЕНИИ НЕЗАКОННЫЙ МИГРАНТ, КОТОРЫЙ СЪЕЛ ПОДУШКУ В ТЮРЬМЕ, ЧТОБЫ К НАМ ПОПАСТЬ. И НАЧАЛ НЕВМЕНЯЕМЫМ ПРИТВОРЯТЬСЯ. ОН ПРОБЫЛ В БОЛЬНИЦЕ 2 НЕДЕЛИ. ПОТОМ ЕГО ОБРАТНО В ТЮРЬМУ ПЕРЕВЕЛИ. ПСИХИАТР ОПРЕДЕЛИЛ, ЧТО ОН ВПОЛНЕ ВМЕНЯЕМЫЙ.

По правилам, нельзя отказывать в общении. Обычно пациенты сами не идут на контакт. Когда ты сидишь годами под препаратами, тебе вообще не хочется говорить, наверное. Но если у пациента есть настроение, он может подойти. Ничего особенного не спрашивали: как выходные провел, какие планы. Разговоры о погоде и футболе не стереотип, кстати. Сам я на контакт с ними не шел, мне это было не интересно. Я пытался абстрагироваться.

Пациенты часто идут на конфликт с новым сотрудником, если видят, что он напуган. Они хорошо чувствуют людей, их эмоции. Но я не особо напуган был. Когда на меня наезжали, я не обращал внимания. Рассказывать какую-либо личную информацию запрещено, чтобы больной, когда выйдет, потом не нашел тебя. Одного из рабочих когда-то бывший пациент ждал под домом, следил за ним.

Среди пациентов большинство употребляли наркотики до больницы. Ещё молодые ребята, по лет 20-25. Почти не было тех, кто попал в больницу впервые в зрелом возрасте. У них жизнь — это цикл. Почти все кто выходят, скорее всего, вернутся. Наркотики обычно заново начинают употреблять. В больнице у многих была ломка.

У меня был знакомый, который проносил в больницу кокаин на продажу пациентам. Когда об этом узнали, его просто перевели в другое отделение. У многих было тяжелое детство. Некоторые из тех, кто были у нас, росли на улице. А один бизнес потерял. Получил из-за этого большой стресс. Был пациент, который с 16 лет — по этим больницам. Ему уже около 55. Я с ним в клинику ездил. У него был туберкулез.

В БОЛЬНИЦЕ НУЖНО БЫТЬ ОЧЕНЬ ВНИМАТЕЛЬНЫМ. ОДНАЖДЫ, КОГДА Я ВЫШЕЛ СОПРОВОЖДАТЬ ПАЦИЕНТОВ НА ПЕРЕКУР, ОДИН БОЛЬНОЙ ВЫРВАЛ У МЕНЯ ИЗ РУК РАЦИЮ И НАЧАЛ БЕГАТЬ С НЕЙ, НЕ ОТДАВАЛ.

Им запрещено прикасаться к нашим вещам. Я вызвал помощь, и он отдал рацию. Так как был вызов, я должен был заполнить на компьютере документ о том, почему я это сделал. Зашел в офис, сел спиной к двери. Печатаю. Слышу, как открывается дверь, и меня начинают бить по голове. Я сначала не понял, что вообще произошло, и кто меня ударил. Я только помнил то, в каком я месте нахожусь, и чем это может закончиться. Закрыл голову и живот. Этот же пациент, который выхватил рацию 5 минут назад, бил меня руками, на пальцах у него были перстни. Выглядело как кастет. Забежали 2 медсестры, начали визжать, и он убежал. Потом в одиночке неделю сидел. Я сам не сильно пострадал. Одному сотруднику как-то череп проломили. Теперь шрам на всю голову. Если больной что-то повреждает, из его счета выплачивают компенсацию пострадавшему.

Большинство понимают, что если они вовремя не остановятся, им же хуже будет. Проведут неделю или две в одиночке. В комнате только матрас и картонный туалет. Стены не мягкие, обычные. Некоторых приходилось пристегивать. Только однажды я видел, чтобы смирительную рубашку использовали. Обычно пациента просто заводят в комнату. Но над больными никто не издевается. За этим серьезно следят.

Половина тех, кто устраивается на работу в больницу, уходят после первого же дня. Не выдерживают. Когда я начинал там работать, вместе со мной пришло еще 25 человек. А к тому времени, как я уволился, то есть через полтора года, не осталось ни одного. Хотя у меня был знакомый, который работает там уже 20 лет. И он один из немногих, на кого это не повлияло. Моя тетя, например, проработав там 7 лет, стала очень педантичной. К порядку относится ужасно, из-за крошки на столе начинает нервничать. Если сотруднику нужна была помощь, он может обратиться к психологу в больнице. Я сам не ходил. Меня все устраивало.

Людей было жалко, они не виноваты, что больны. Хотя к некоторым были смешанные чувства, когда я узнавал, чем они занимались до того, как попали в больницу. Было много педофилов. Ко всему поменялось отношение. К жизни и к своим проблемам стал проще относиться. Больше о будущем задумываюсь. Начал замечать схожесть здоровых людей с больными. Кажется, что это есть в каждом. И во мне тоже. Чтобы это понять, нужно много времени в психбольнице провести. Хотя, возможно, это уже просто моя проблема, паранойя.


Метки:


Комментарии:

Оставить свой комментарий

Пожалуйста, зарегистрируйтесь, чтобы комментировать.


Поиск по сайту
Архивы
© 2023   ОПТИМИСТ   //  Вверх   //