эротико-ортопедическая фантазия.

От холода напала болтливость. Натянув третий свитер и пестрые, теплые, прекрасные как июньское утро джурабки, расскажу, как ходила к доктору. Жарким-жарким летом. Согреюсь воспоминаниями.
Заболела у меня нога. Нижняя шуйца в районе пятки, так скажем. Где-то я ее, что ли, прищемила. Черт знает по каким закоулкам вечно таскаюсь, и пострадала на почве любознательности. Терпела я до последнего, как нормальный советский человек. Наконец деваться некуда - поковыляла к ортопеду. Но лето же. Да и вообще. Надела легкое платье, чтобы компенсировать увечье, и в целом причепурилась.
Перед дверью очередь, как к богородицыну поясу. С той разницей, что здесь одни старухи. Кто с клюкой, кто с костылем, кто с кроссвордом. И я, значит. Цаца в платье красным горошком. Села в уголок. Достала книжку. Бабки томятся. Из кабинета между тем доносятся крики:
- В регистратуру! В регистратуру сдайте, не надо домой уносить!!! Нас ругают за это!!! Вы меня слышите?! И печать! Нет! Не надо ногу! Обувайтесь! На рентген! На рентген, говорю!
Наконец оттуда вышла, прихрамывая, неопрятного вида шаровидная старушка, оглянулась на дверь и с упрямым лицом стала запихивать в сумку неимоверной толщины медкарту.
Вверху загорелся фонарь. В кабинет зашаркала следующая пациентка. К моему удивлению и восторгу, очередь таяла на глазах. Доктора, как сейчас помню, звали Рафаэлевич. Имя не помню и фамилию, но такого отчества более чем достаточно. Уже понятно, что человек не чужд прекрасному. Довольно быстро бабки рассосались, фонарь мигнул и мне.

Захожу. За столом пишет замученный полноватый брюнет лет пятидесяти в белом халате.
- Здрасьте. Можно?
Эскулап поднимает голову, кидает взгляд, выдыхает - и меняется чудодейственным образом. Только что он выглядел, как Марат в ванне после визита Шарлотты, и вдруг весь заметно оживляется. Нежно блестит сливовыми глазами. И ласково-ласково спрашивает:
- Ну-у... И что у нас болит?
- Нога, - говорю немного удивившись. - Нога болит.
- А-а... Показывайте вашу ножку. Снимайте туфельку. Садитесь на кушетку.
Скидываю туфли. Сажусь.
- Гм... Ну да... Мне нужно обе ножки посмотреть. Ложитесь на кушетку.
Лежу. Какой, восхищаюсь, внимательный, прекрасный, душевный человек. Даже ноги гладит пациенткам.
- Мда... Нужно осмотреть позвоночник. Осанка, она... Снимайте платьице.
Черт его знает, думаю. Действительно, осанка... Позвоночник... И снимаю свои горошки к аллаху.
Участливый Рафаэлевич со всех сторон осматривает осанку, позвоночник и все, что к ним крепится. Что-то излагает про тазовые кости, заходит с тыла и оттягивает резинку трусов. Моих, не подумайте плохого. А я, значит, стою и размышляю - вот дать ему сейчас по морде - а вдруг так надо? Вдруг в осмотре филея действительно заключена сермяжная ортопедическая правда? Я ж не в курсе. Пока я предаюсь раздумьям, он уже стоит прямо передо мной, сообщает, что у меня грудная клетка, кажется, не в порядке, чтой-то перекосилась, - и тянется обследовать грудь аж двумя руками.
Тут я сообразила, что еще немного, и начнется внутренний осмотр, а он не входит в мои планы. Я, в силу каких-то мелких предрассудков, не готова к лечению пятки через посторонние органы.
- Доктор, - сообщила я вразумляюще. - Ноги - ниже!

Надо отдать ему должное. Он сделал вид, что ничего не услышал, но тут же, заметно поскучнев, убрал руки. Велел одеваться. Быстро написал: "Плоскостопие" и потерял ко мне интерес. Даже на рентген не послал.
Какое-то время после визита я радовалась, что теперь меня не возьмут в армию, но потом попала к другому врачу - строгой юной докторше, та без всяких нежностей погнала меня на рентген и выяснилось, что многосторонний Рафаэлевич промахнулся с диагнозом.

Тут должна быть какая-то мораль, но ее нет.