Если бы вы только знали, как трудно быть маленьким…

Если бы вы только знали, как трудно и плохо быть маленьким! Если тебе давно уже пять-шестой, то какой-нибудь воображала, которому всего-то шесть-седьмой, с тобой и знаться не хочет!

Никто и не играл с Федотиком, а те карапузы, которым и пяти не исполнилось, его не интересовали. Ничего эти малявки толком не понимают, даже разговаривать с ними не о чем.

Вообще-то Федотик жил хорошо, а вел себя и того лучше. Ел он замечательно, спал великолепно. Не дрался он, не дразнился, не обзывался. Не с кем было драться, некого было дразнить и обзывать.

Лишь одно обстоятельство очень угнетало Федотика: временами он ужасно скучал, а все чаще ужасно страдал оттого, что на него мало обращали внимания. Страшно подумать, что его и ругали-то редко, почти совсем не наказывали. Не за что было. Папины кожаные ремни никогда не проходились по попе Федотика за непослушание.

В таких случаях приходилось ревмя реветь, чтобы обратить на себя внимание. Тут его начинали бранить, смеялись над ним, дразнили и немного обзывали. Федотик в ответ ревел изо всех сил. Тут его начинали утешать, и, усталый, довольный, он крепко засыпал, спрятавшись на сеновале.

Выспавшись и восстановив силы, затраченные на рев, Федотик обнаруживал, что жизнь интересна и жить можно, даже если тебе всего пять-шестой. Можно на худой конец и с малявками поиграть, а самое главное — набраться терпения подождать, когда тебе будет шесть-седьмой.

На краю деревни, у тракта, была автобусная остановка, и четыре раза в день сюда прибывал автобус. В него садились люди, приезжавшие к родственникам и знакомым погостить, а выходили из него те, кто приехал погостить.

Но никто, ни один человек ни разу не обратил внимания на Федотика, когда он приходил на автобусную остановку. Все прощались или здоровались, обнимались, целовались, махали руками.

Федотик стоял в сторонке, завидуя и тем, кто приезжает, и тем, кто уезжает. Особенно он завидовал тем, кому махали руками и кричали:

— До свиданья! До свиданья!

И не передать, как он завидовал тем, кому кричали:

— Приезжайте еще! Приезжайте еще!

Грустным, обиженным на судьбу, возвращался Федотик домой, до того обиженным и грустным, что уже и реветь не мог, а просто очень сильно страдал и с горя ел горох в огороде. Горох он ел для того, чтобы живот у него заболел. Вот тогда на Федотика были вынуждены обращать внимание, ухаживали за ним. Сестра — семь-восьмой — сказки рассказывала, брат — восемъ-девятый — книжки читал, а бабушка не отходила от внука.

Но иногда, увы, получалось так, что живот у Федотика становился, как барабан, но болеть отказывался.

Бедный Федотик, ну не болел у него животик!

Однажды он разыскал за баней в огороде в густой высокой траве горку битых закопченных кирпичей и задумал построить из них дом.

Дом Федотик построил хороший, но и вымазался здорово.

Руки он кое-как обтер о траву, а лицо так и осталось чумазым, чего он, конечно, не мог заметить.

К этому времени подошла пора идти на автобусную остановку и там грустно смотреть на чужую радость, страдать, глядя, как встречаются и прощаются счастливые люди.

По привычке Федотик встал в сторонке, приготовился завидовать всем, но вдруг услышал веселый звонкий голос:

— Смотрите, смотрите, какой чумазый мальчик!

А другой голос прозвучал еще веселее и еще звонче:

— Вон, вон он! Чумазый, чумазый какой!

И пораженный. Федотик обнаружил, что все смотрят на него и ему, ему, ему, именно ему кричат:

— Чумазик, чумазик, как тебя зовут?

— Где ты так вымазался, чу-мазик?

— До свиданья, чумазик!

— Чумазик, поехали с нами!

Прямо-таки оглушенный радостью, Федотик стоял не шевелясь, даже не помахав в ответ. Он стоял не шевелясь до тех пор, пока из проезжавшей мимо машины не услышал восторженный голос;

— Смотрите, смотрите, какой чумазый мальчик!

— Меня Федотиком зовут! — наконец-то крикнул он вслед автомашине и махал руками так долго, что руки заболели.

Он уже собрался уходить, потому что очень устал от радости, как мимо прокатил грузовик, в кузове которого было много людей.

И опять Федотик услышал:

— Смотрите, смотрите, какой чумазый мальчик!

— Привет, чумазик!

— Чумазик, приветик!

Люди в кузове показывали на него руками, хохотали, махали ему, что-то кричали.

— Федотик я! — крикнул он вдогонку, немного помахал усталыми руками и чуть-чуть попрыгал.

Сил радоваться больше не было ни капельки, и он отправился домой, совершенно утомленный неведомыми доселе переживаниями.

Кроме всего прочего, он испытывал еще чувство необыкновенной гордости, но не представлял, как рассказать о случившемся бабушке, сестре — семь-восьмой и брату — восемь-девятый. Вдруг они не поверят, и это будет ужасно несправедливо.

Но что произошло дома, явилось для Федотика полнейшей и обиднейшей несправедливостью: его здорово отбранили, а бабушка больно мыла ему лицо и шею мочалкой да приговаривала:

— Грязнуля! Грязнуля! Грязнуля!

Вволю отревевшись на сеновале, Федотик очень крепко призадумался над тем, что же произошло. Многие и многие люди заметили его, обрадовались ему, развеселились даже, что он чумазый, много и много людей махали ему руками, кричали ему «До свиданья!», а дома ему попало... Сестра — семь-восьмой — обозвала его поросенком, брат — восемь-девятый припугнул, что чумазые не растут, а бабушка сильно вымыла его мочалкой...

Кто тут прав?

Как тут быть?

Чистенышй-пречистенький Фе' дотик пришел на автобусную остановку и в нетерпении ожидал, что же будет.

А ничего и не было.

То есть все было как раньше, как всегда — никто не обращал на Федотика внимания. Он сначала растерялся, потом горько обиделся. Из глаз его готовы были брызнуть слезы, когда он видел, как люди здоровались, прощались, обнимались, целовались, махали руками.

Федотик стоял в сторонке, завидуя и тем, кто уезжает, и тем, кто приезжает.

Укатил ^автобус, ушли приехавшие и встречавшие, и у дороги остался одинокий Федотик. Был он чистенький-пречистенький, никого не собирался ни дразнить, ни обзывать. И никому он был не нужен, никто и не взглянул в его сторону.

Пришел Федотик домой, думал, что и там ничего хорошего. А дома его встретили восторженно:

— Какой же ты у нас чистенький! — обрадованно сказала сестра — семь-восьмой.

— Будешь всегда такой,— сказала бабушка ласково,— всегда буду кормить тебя пирожками и блинами.

И хотя брат — восемь-девятый — промолчал, на душе у Федотика потеплело.

Но ненадолго потеплело на душе у Федотика. Уже через несколько минут он вспоминал, как был чумазым, как это было замечательно, и едва не заплакал,

Целую неделю Федотик прожил будто сам не свой, даже пирожки и блины ел плохо, спал неважно, потому что видел один и тот же сон: много-много людей машут ему руками, зовут его куда-то, смеются...

Не вынес однажды Федотик светлых воспоминаний и тяжелых переживаний, пошел в огород, нашел в траве закопченные кирпичи, с отчаянием вымазал себе лицо и бегом, вприпрыжку примчался на автобусную остановку и от волнения долго не мог перевести дух.

Подкатил автобус, и он, не выдержав нервного напряжения, крикнул:

— Меня Федотиком зовут!

— Здравствуй, Федотик!—отозвалось несколько голосов сразу, а вслед за этим раздалось:

— Посмотрите, посмотрите, какой чумазый мальчик!

— Эй, чумазик, поехали с нами!

— Его зовут Федотик!

— До свиданья, Федотик!

Он видел махавшие ему руки, улыбавшиеся ему лица и кричал:

— До свиданья! До свиданья! Приезжайте еще!

Из отъезжавшего автобуса неслось:

До свиданья, Федотик!

— Приезжай к нам, чумазик!

Уже давно все разошлись, а он стоял, словно оглушенный счастьем. Его, счастья, было в нем так много, что больше и быть не могло. И Федотик отправился домой.

На сей раз, увы, никакой радости, тем более никакой гордости он не испытывал. Ему было все равно. Федотик не думал даже о том, что дома за чумазость ему попадет.

Пять-шестой, а понимал, что и сестре — семь-восьмой, и брату — восемь-девятый, и бабушке поведение его не понравится. Бранить его будут и больно мыть.

Вечером брат воеемь-девя-тый — сказал:

— Вымойся-ка сам. Не такой уж ты маленький, чтобы самому не умыться.

Когда Федотик смыл с себя всю чумазость, бабушка накормила его любимыми пирожками — с малиной.

А сестра — семь-восьмой — рассказала ему перед сном любимую сказку, про колобок.

Не ходил больше Федотик на автобусную остановку чумазым. Никто, ни один человек не обращал на него внимания. Все прощались или здоровались, обнимались, целовались, махали руками.

Федотик стоял в сторонке, завидуя и тем, кто приезжает, и тем, кто уезжает.

Грустным, обиженным на судьбу, возвращался он домой, до того обиженным и грустным, что ни реветь с горя не мог, ни горох в огороде есть не мог, чтобы живот заболел, просто залезал на сеновал и спал с горя крепко-крепко.

Выспавшись и - восстановив силы, потраченные на тяжелые переживания, Федотик обнаруживал, что жить можно, даже если тебе всего пять-шестой. Можно на худой конец и с малявками — четыре-пятый или даже три-четвертый поиграть.

А самое главное — надо набраться терпения подождать, когда тебе будет шесть-седьмой.

Комментарии: