Как русский человек в мировую цивилизацию входил
Изверился русский человек в своей уникальной советской цивилизации и пошел на поклон к гражданину Запада, чтобы узнать: как ему — убогому — войти наконец в цивилизацию мировую, чтобы жить и быть, как все. Обрадовался западный человек, надулся от гордости за свою бескровную победу над тоталитаризмом и давай русскому советы давать.
«Достоин я теперь войти в мировую цивилизацию?» — спрашивает он у западного гражданина. «Нет, — отвечает тот, — тебе еще внутренней свободы не хватает. Надо от рабского сознания освободиться». Поднатужился русский и выдавил из себя по капле тысячелетнего раба. И сразу вдруг жене изменить захотелось, и отобрать жилплощадь у соседа-инвалида, и даже однополой любовью заняться. Аж дух захватило у русского от такой свободы. «Ну, уж теперь я точно дорос до мировой цивилизации, — говорит он западному гражданину, — впускай меня в нее». А тот только ухмыляется в ответ: «Иж чего захотел, мужичина-деревенщина. Мы почти четыреста лет свою капиталистическую цивилизацию строили, а ты в нее одним прыжком вскочить захотел, как Петруша Верховенский из романа вашего писателя. Рановато тебе пока. Надо еще от коллективной социалистической собственности освободиться».
«Да это мы теперь зараз», — вскричал русский и отдал всю проклятую коллективную собственность на раздачу Чубайсу с Гайдаром — тем немногим, что уже почти стали западными гражданами. Получил русский от своих мудрых «реформаторов» ваучер, принял его за пропуск в мировую цивилизацию и полетел опять к своему западному «другу»: «Вот мой билет для вхождения в мировую цивилизацию. Давай впускай!». А западный гражданин опять ухмыляется: «Не все еще тоталитарные цепи ты с себя стряхнул. Надо теперь российскую тюрьму народов разрушить и от обезличивающей советской власти освободиться». «Понял!», — вскричал русский. Схватил свой митинговый топор и — вжик-вжик — союзное государство вмиг искрошил, советскую власть западной демократией заменил.
Свелась вся русская рыночно-демократическая жизнь к кормежке на хлебном московском поле. Сидит там уже русский-не русский, как сытый сурок, в своей евроноре, трескает суши с гаспаччо и поглядывает равнодушно, как там всякие провинциальные сибирские суслики, не получившие демократической прививки, стонут и вымирают. «Поделом, вам, жертвы тоталитаризма», — бормочет. Но жертвы тоталитаризма вымирают-вымирают, демократические поколения нарождаются-нарождаются, а картина в стране все неприглядней и неприглядней становится, все дальше и дальше от мировой цивилизации, о которой так сладко мечталось.
Чтобы изжить тоску и получить заряд цивилизационной бодрости, повадился русский все чаще на Запад на отдых выезжать и как-то в один из таких приездов спрашивает у западного гражданина: «От чего мне еще надо освободиться, чтобы мировая цивилизация пришла?». А западный человек хохочет и говорит в ответ: «А вот теперь ты, русский, в нашу мировую цивилизацию окончательно и вступил, а от самого дорогого, что у тебя было, — природного сырья, культуры и человечности — мы тебя сами исподволь освободили. И место для тебя, от всего уже свободного, — на задворках нашей капиталистической системы».
Выматерился русский, этакий уже почти идеальный общечеловек, — и поковылял обратно в свою московскую нору. Влез в нее, забился с ногами на кровать, распечатал бутылку водки (от нее, как и от мата, он освободиться никак не захотел!), хряпнул подряд два стакана, даже не закусывая, и заснул тяжелым смурным сном. А проснется ли он когда-нибудь и стряхнет ли навязчивый западный морок — о том одному только Богу известно.
